Friday, June 27, 2014

10 Урал и Сибирь в сталинской политике


По данным В. Н. Земскова, на конец лета и осень 1953 г. планировалось крупномасштабное освобождение спецпереселенцев. В апреле — мае 1953 г. в МВД СССР была проведена подготовительная работа, были разработаны проекты указа Президиума ВС и постановления СМ об освобождении спецпоселенцев. Сохранилась переписка министра внутренних дел СССР С. Н. Круглова с Л. П. Берией за апрель — июнь, из которой следует, что они намеревались в августе представить указанные проекты на утверждение в ВС СССР и СМ СССР. Планировалось до конца 1953 г. освободить около 1,7 млн спецпоселенцев и временно, сроком на 1-2 года, оставить на учете спецпоселений 1,1 млн человек, облегчив им режим. Но в связи с арестом Берии освобождения не последовало. Более того, это намерение было признано вредным, так как его осуществление привело бы к переселению огромных масс людей, что отрицательно сказалось бы на решении народнохозяйственных задач53. Позднее, в 1956-58 гг., жизнь заставила Хрущева и его окружение пойти на постепенное освобождение спецпереселенцев и ликвидацию системы спецпоселения.
Таким образом, этническая ссылка стала способом ассимиляции и закрепления этнических переселенцев в регионах с «особыми» климатическими условиями, средством заселения и освоения Сибири, механизмом контроля над населением и использования его в интересах государства. В условиях тоталитарного государства этнические депортации и ссылка оказались мощным механизмом деструктивного воздействия на национальное самосознание этносов и закрепили силовые методы «решения» национального вопроса. (Силовые методы претворения в жизнь национальной политики государства характерны для политических акций подобного рода не только для России.) Естественно, что серьезные трудности, вызванные депортацией, не могли не оказать негативного влияния на социальные, правовые, культурные и экономические аспекты жизни депортированных народов в будущем. Дисперсное проживание в условиях специального режима ссылки негативно повлияло на численность, лингвистический и культурно-бытовой комплексы переселенных народов, оказало определяющее воздействие на жизнь депортированных этносов; последствия прослеживаются и в современности. Этническая ссылка привела к необратимым изменениям в менталитете депортированных этносов, вызвала разрушение самобытных национальных культур. В результате этнических депортаций и оформления системы спецпоселений этнические группы оказались ограничены в правах на свободный выбор места и вида работы, был предопределен род их занятий (в основном сельское хозяйство), они надолго потеряли возможность повышения квалификации в
243

высших учебных заведениях. Особые ограничения налагались на возможность изучать родной язык и исполнять культурные обряды в соответствии с нормами своей этнической культуры. Подобные ограничения, которые можно с полным правом назвать проявлением принудительной ассимиляции, спровоцировали разрушение этнической самоидентификации части депортированных этнических групп. С другой стороны, хотелось бы отметить, что известные данные не подтверждают мнения некоторых исследователей об особой национальной политике советского государства, направленной на ликвидацию этнических групп как таковых54. Геноцид как метод уменьшения численности этносов или их ликвидации советской государственной машиной не предусматривался и не проводился. Советская национальная политика никогда не отличалась постоянством, однако перегибы и резкие смены направлений говорят не о слабости идейной платформы, а о высокой инерционности этнических установок и сопротивляемости человеческого «материала».
Проведенное исследование позволяет рассматривать, с достаточной долей осторожности, этнические депортации и ссылку в том числе и как часть глобального процесса советской национальной политики, получившей свое выражение в конструировании «советской» этничности через принудительную ассимиляцию, способствующую, по мнению руководства государства, созданию «советского народа», обладающего всеми характеристиками «полноценного» этноса. Использование этнических депортаций и ссылки как метода ликвидации этнических внутригосударственных образований или метода борьбы с «возможными» националистическими тенденциями стали частным случаем воплощения стратегической линии советского государства. Экономические, политические и социальные проблемы, решаемые с помощью исследуемых явлений, оказались не менее значимым, но все же попутным проявлением советской национальной политики. Все вышесказанное дает возможность сделать следующие выводы.
1. Мы не можем говорить о наличии конкретного плана использования этнических депортаций для конструирования «советской» национальности (этничности). Однако сложившаяся в 1930-е гг. «концепция» национальной политики предполагала использование в том числе и принудительных методов ассимиляции.
2. Мероприятия советской власти, предшествующие этническим депортациям и позволяющие рассматривать их в качестве предтечи (ликвидация национальных районов, национальных школ, инославных конфессиональных образований и др.), позволяют выделить цель и причину «си
244

лового» направления в советской национальной политике — курс на ассимиляцию этнических групп в единый советский народ.
3. Последующая достаточно изученная и известная практика принудительных переселений (миграций) не позволяет в качестве единственных причин этнических депортаций указывать только экономические и социальные мотивы (причины).
4. Дисперсное расселение этнических депортантов среди иной национальной и культурной среды, отсутствие возможности для этнической самоидентификации является, по нашему мнению, одним из определяющих направлений советской национальной политики.
5. Сохранение в течение достаточно протяженного хронологического периода депортационных ограничений позволяет предполагать заинтересованность советского руководства в продолжении «эксперимента».
6. Резкое увеличение межэтнических браков между представителями депортированной этнической группы и «коренным населением», смена фамилий, документов, удостоверяющих личность, и стремление к перемене национальности говорит о достаточно успешной ассимиляции некоторых национальностей55.
7. Правовые ограничения, установленные для этнических депортантов (необходимость постоянно отмечаться в комендатурах, трудности при устройстве на высокооплачиваемую работу, запрет на выезд из мест принудительного поселения и др.), повышали мотивацию депортантов к смене национальности, отказу от языка и культурных норм и ценностей.
Как известно, после снятия режима этнической ссылки часть депортированных этнических групп смогла восстановить свою государственность (калмыки, ингуши, чеченцы), часть продолжает борьбу за обретение государственности до настоящего времени (крымские татары), а часть отказалась от борьбы и предпочла эмигрировать за пределы страны (российские немцы). У последней этнической группы ликвидация этнической самоидентификации в ходе депортации произошла практически полностью. Немцы, лишенные государственности и прожившие годы в условиях спецпоселения, фактически растворились в массе «советского» народа. И только демократизация советского общества в 1980-1990-е гг. способствовала росту национального самосознания, который вылился в короткий период борьбы за восстановление автономии немцев в прежних рамках и последующую эмиграцию в ФРГ. Часть немцев выехала по этническим мотивам, часть по экономическим, но в любом случае процесс принял необратимый характер. Проблема современного состояния национальной политики в Российской Федерации не является темой настоящего исследо
245

вания, однако хотелось бы заметить, что безальтернативная национальная политика, как и ее аморфность, способны снова заложить бомбу замедленного действия под всю конструкцию межнационального взаимодействия в России.
1 Система спецссылки определяла условия жизни значительной части населения Сибири в 1930-1950-е гг. Так, в СССР на 1 января 1949 г. находилось на спецпоселении 2 300 223 человека (большую часть которых составляли этнические переселенцы). См.: В. Н. Земсков. Спецпоселенцы (по документации НКВД-МВД СССР) // Социологические исследования (Социс), 1990, № 11, с. 10.
2 G. Teich. Die russlanddeutsche Bevolkemngsbewegung in Kriegs und Nachkriegszeit 1941— 1950 // Heimatbuch der Deutschen aus Russland (HBR— 1958). Stuttgart, 1958; R. Conquest. Nations Killers: The Soviet Deportation of Nationalities. L., 1970; G. Smith. The Nationalities Question in the Soviet Union. L.; N. Y., 1990; A. Bohman. Sowjetische Na-tionalitaetenpolitik und deutsches Volkstum in der UdSSR. Wien, 1992; A. Nekrych. The Punished Peoples. The Deportation and Fate of Soviet Minorities at the End of the Second World War. N. Y., 1978 (русский перевод: А. Некрич. Наказанные народы // Нева, 1993, № 9, с. 223-261; № 10, с. 246-284); Н. Ф. Бугай. К вопросу о депортации народов в 30-40-е годы // История СССР, 1991, № 2; Л. И. Гинцберг. Массовые депортации в СССР// Отечественная история, 1998, № 2; Г. Марченко. Депортация: Из истории советской национальной политики // Дон, 1998, № 4; и др.
3 Обзор библиографии и ссылки на источники по депортациям и ссылке народов имеются в публикации: А. А. Шадт. Спецпоселение российских немцев в Сибири (1941— 1955). Автореферат дисс. ... канд. ист. наук. Новосибирск, 2000.
4 Н. Ф. Бугай. Депортация с юга России в 40-е гг. Причины, ход, последствия // Российские немцы на Дону, Кавказе и Волге. М., 1995, с. 43.
5 И. В. Павлова. Механизм власти и строительство сталинского социализма. Автореферат дисс. ... докт. ист. наук. Новосибирск, 2002, с. 28.
6 Иосиф Сталин — Лаврентию Берия. Их надо депортировать / Сост. Н. Ф. Бугай. М., 1992, с. 4.
7 Подробно вопрос принудительных миграций рассматривает Павел Маркович Полян в своей работе «Не по своей воле... История и география принудительных миграций в СССР» (М., 2001).
8 В. Pinkus, I. Fleischhauer. Die Deutschen in der Sowjetunion. Baden-Baden, 1987, S. 317.
9 H. Ф. Бугай. Депортация с юга России... с. 44.
10 Л. Йонг. Немецкая пятая колонна во Второй мировой войне. М., 1958, с. 216.
11 Иосиф Сталин — Лаврентию Берия... с. 4.
12 Н. Ф. Бугай. Депортация с юга России... с. 42.
13 Н. В. Кривец. Депортация немцев с Украины в 1930-х — начале 1940-х гг. // Миграционные процессы среди российских немцев: исторический аспект. М., 1998, с. 270.
14 Иосиф Сталин — Лаврентию Берия... с. 4; Л. Йонг. Немецкая пятая колонна... с. 217.
15 Н. Ф. Бугай. Депортация с юга России... с. 41.
16 История российских немцев в документах (1763-1992 гг.) / Сост. В. А. Ауман, В. Г. Чеботарева. М., 1993, [т. 1], с. 158.
17 Местами принудительного расселения депортированных народов стали также Казахстан и Средняя Азия, что, однако, выходит за территориальные рамки указанного исследования и является предметом отдельного изучения.
246

18 Декрет ВЦИК РСФСР «Об административной высылке» от 10 августа 1922 г. // СУ РСФСР. М., 1922, № 51, с. 646.
19 В. Г. Тимофеев. Уголовно-исполнительная система России: цифры, факты и события. Чебоксары, 1999, с. 40.
20 Несмотря на формальное различие терминов «высылка» и «ссылка», советское законодательство фактически не делало между ними различий. См. ст. 35 УК РСФСР редакции 1926 г. (М., 1950, с. 21-24). Практически во всех случаях (кроме высылки за пределы страны) высылка предусматривала обязательное поселение в определенной местности, что позволяет рассматривать указанные термины в большинстве случаев как синонимы.
21 Уголовный кодекс РСФСР (редакции 1926 г.). М, 1950, с. 67.
22 Юридический словарь. М., 1953, с. 651.
23 Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1939-1945 гг. Новосибирск, 1996, с. 13.
24 Ранее уже проходили массовые высылки представителей разных национальностей, но только в 1940-е гг. начались процессы, вписывающиеся в категорию этнической ссылки: выселялись этнические группы, имеющие свою государственность, они высылались целиком, практически без изъятий.
25 Спецпоселение, система спецпоселений, спецссылка являются синонимами — терминами, используемыми в отношении особого государственного механизма, выросшего в недрах ГУЛАГа НКВД в 1930-1940-е гг. (ОСП — ОТСП — отделы трудспецпоселе-ний).
26 В 30-50-х гг. спецпоселенцы (спецпереселенцы, трудпоселенцы) находились на учете одного и того же отдела, название которого время от времени менялось: 1931-1934 гг. — Отдел по спецпереселенцам ГУЛАГа ОГПУ, 1934-1940 гг. — Отдел трудовых поселений ГУЛАГа НКВД СССР, 1940-1941 гг. — Управление исправительно-трудовых колоний и трудовых поселений ГУЛАГа НКВД СССР, 1941-1944 гг. — Отдел трудовых и специальных поселений ГУЛАГа НКВД СССР, 1944-1950 гг. — Отдел спецпоселений НКВД-МВД СССР, 1950-1953 гг. — 9-е управление МГБ СССР, 1953-1954 гг. — Отдел «II» МВД СССР, с октября 1954 г. — 4-й спецотдел МВД СССР. См.: В. Н. Зем-сков. Заключенные, спецпоселенцы, ссыльнопоселенцы, ссыльные и высланные // История СССР, 1991, № 5, с. 162; Спецпереселенцы в Западной Сибири... с. 3.
27 Спецпереселенцы в Западной Сибири... с. 3-6.
28 Там же, с. 8.
29 Коллекция документов архива УМВД НСО. Приказ народного комиссара внутренних дел Союза ССР № 001160. «Об организации отдела спецпоселений НКВД СССР» от 28 августа 1941 г., Москва.
30 См., например, указ Президиума Верховного совета СССР от 28 августа 1941 г. «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья» // История российских немцев в документах... [т. 1], с. 159-160.
31 ГАНО, ф. 1020, оп. 5, д. 76, л. 124.
32 Коллекция документов архива УМВД НСО. Приказ народного комиссара внутренних дел Союза ССР № 001766 от 22 ноября 1943 г., Москва.
33 В. Н. Земсков. Кулацкая ссылка накануне и в годы Великой Отечественной войны // Социс, 1992, №2, с. 22.
34 Коллекция документов архива УМВД НСО. Приказ народного комиссара внутренних дел Союза ССР № 00127 «О введении в действие положения о районных и поселковых спецкомендатурах НКВД» от 7 февраля 1944 г., Москва.
247

35 Подробнее о системе учета спецпереселенцев см.: Л. П. Белковец. Спецпоселение немцев в Западной Сибири (1941-1955 гг.)// Репрессии против российских немцев. Наказанный народ. М., 1999, с. 158-180.
36 Коллекция документов архива УМВД НСО. Приказ народного комиссара внутренних дел Союза ССР № 00127...
37 Там же. Приказ народного комиссара внутренних дел Союза ССР № 00183 «О порядке выдачи документов спецпоселенцам (бывшим кулакам, корейцам, немцам, карачаевцам, калмыкам, чечено-ингушам и другим)» от 26 февраля 1944 г., Москва.
38 Там же.
39 История российских немцев в документах... [т. 1], с. 175.
40 Коллекция документов архива УМВД НСО. Докладная записка на имя начальника ОСП МВД СССР полк. Шияну от нач. УМВД по НСО, начало 1948 г.
41 Там же. Приказ министра внутренних дел Союза ССР № 00246 «О задачах органов МВД по работе среди спецпоселенцев» от 8 марта 1948 г., Москва.
42 История российских немцев в документах... [т. 1], с. 176.
43 Коллекция документов архива УМВД НСО. Приказ министра внутренних дел СССР № 0729 от 29 ноября 1948 г., Москва.
44 Там же. Обзор «О недостатках работы органов МВД по розыску выселенцев-спецпоселенцев, бежавших с мест расселения, выявленных в процессе выполнения распоряжения МВД СССР» № 787. 1948 г., Москва.
45 Там же. Приказ министра внутренних дел № 00592 «Об усилении розыска бежавших с мест расселения выселенцев-спецпоселенцев» от 18 мая 1949 г., Москва.
46 Там же. Приказ министра внутренних дел СССР № 0722 «О проверке работы местных органов МВД по осуществлению административного надзора за выселенцами» от 26 ноября 1948 г., Москва.
47 Там же. Приказ министра внутренних дел Союза ССР № 0347 с объявлением «Инструкции для комендантов спецкомендатур МВД по работе среди выселенцев-спецпереселенцев» от 3 июня 1949 г., Москва, с. 1-17.
48 Там же, с. 23-24.
49 Архив УМВД НСО, ф. Р-5, оп. 13, портф. 2, д. 18, л. 57.
50 Инструкция по проведению переселения немцев, проживающих в АССР Немцев Поволжья, Саратовской и Сталинградской областях. ГАРФ, ф. Р-9401, on. 1, д. 35, л. 235.
51 ГАНО, ф. Р-1020, оп. 5, д. 46, л. 151.
52 Там же, д. 66, л. 20.
53 В. Н. Земсков. ГУЛАГ (историко-социологический аспект) // Социс, 1991, № 7, с. 14.
54 См.: В. Дизендорф. Прощальный взлет. Судьбы российских немцев и наше национальное движение. Книга 1: От национальной катастрофы — к попытке возрождения. М., 1997; А. Дитц. Особая линия: От репрессий по признаку крови к геноциду // Советские немцы: история и современность. М., 1990, с. 168-184; и др.
55 Следует отметить, что наибольшей ассимиляционной активностью обладал в рассматриваемый период русский этнос. Этнические депортанты, выселенные в Казахстан и Среднюю Азию, ассимилировались с большим трудом.
248

С. С. Букин, А. А. Долголюк
Институт истории СО РАН, Новосибирск
СМЕРТНОСТЬ
ВОЕННОПЛЕННЫХ
В СИБИРСКИХ ЛАГЕРЯХ:
МАСШТАБЫ И ПРИЧИНЫ
(1943-1948 гг.)*
Вторая мировая война стала самым драматическим событием в истории человечества. В ней погибло более 55 млн человек. Немалую долю среди них составили умершие и замученные в лагерях военнопленных. Точное количество погибших в плену еще не определено, хотя этот вопрос более полувека привлекает к себе пристальное внимание ученых и политиков. В 1990-е гг. к его изучению активно подключились и российские исследователи. Их точки зрения, в том числе и по вопросу смертности военнопленных в советских лагерях, нашли отражение в ряде публикаций, широко обсуждались на крупных международных конференциях. И хотя данная проблема по-прежнему считается одной из наиболее дискуссионных, в направлении ее решения имеются заметные сдвиги. Так, произошло сближение позиций российских и японских историков о смертности военнослужащих японской армии в советском плену, составившей примерно 62 тыс. чел., или 10% от общей численности пленных1.
Сложнее обстоит дело с количественной оценкой погибших в СССР военнопленных западных армий. Историки ФРГ считают, что в советском плену умерло 1110 тыс. из 3 150 тыс. заключенных немцев (военноплен
249

ных и интернированных), что составляет 35% от их численности. В то же время занимающийся изучением данной проблемы российский исследователь В. П. Галицкий приводит совсем иные данные: из 2 661 тыс. военнопленных по различным причинам скончались 423 тыс. чел., или 16%2.
Вероятно, дело в том, что в условиях войны, особенно когда проводились крупные войсковые операции, такие, как под Сталинградом, Минском, Ленинградом, Кишиневом и Яссами, вести точный учет просто не представлялось возможным. Штабы всех уровней могли подсчитать свои потери, но они были не в состоянии определить точно, какую долю из них составляют погибшие, а какую — попавшие в плен. Это в равной мере относится и к Красной армии. Ведь до сих пор не известны судьбы сотен тысяч солдат и офицеров из категории пропавших без вести. Либо они навсегда остались лежать где-нибудь под Смоленском, Харьковом, Новгородом, засыпанные в окопах, траншеях, блиндажах, поглощенные болотами, либо оказались в немецком плену, и их дальнейшая участь неизвестна.
Точно так же и немецкие историки не могли точно определить судьбу пропавших без вести и, скорее всего, часть из них отнесли к категории военнопленных. После того как была подсчитана численность репатриированных из Советского Союза, получилась цифра погибших военнопленных в 1 ПО тыс. чел., которой они и оперируют. По нашему мнению, она сильно завышена (примерно в два раза). Во-первых, за счет погибших на поле боя. Во-вторых, за счет части репатриированных, которые оказались неучтенными. Например, известно, что в конце войны из фронтовых лагерей и приемных пунктов без всякой регистрации была освобождена часть немцев, главным образом подростков и пожилых солдат. Кроме этих, имелось еще множество причин для того, чтобы человеку потеряться в хаосе войны.
Как же относиться к данным, приведенным В. П. Галицким? Прежде всего отметим, что нет оснований упрекать исследователя в сознательном уменьшении их значений. Эти цифры о количестве военнопленных и интернированных немецкой национальности и смертности среди них взяты из официальных документов НКВД, находящихся в Центре хранения историко-документальных коллекций. Автор мог бы привести и меньшие показатели смертности. Так, в хранящемся в том же архиве «Журнале учета количества кладбищ и захороненных на них умерших военнопленных и интернированных по состоянию на 1951 год» приводятся иные данные. Согласно им, в СССР умерли и захоронены на 2 088 кладбищах 337 253 военнопленных и 45 480 интернированных, из них немцы составляют соответственно 204 173 и 35 124, т. е. всего 239 297 чел.3.
250

И все же мы не склонны считать, что приведенные В. П. Галицким данные точны. Скорее всего, они несколько занижены за счет военнослужащих германской армии, попавших в плен, но не прошедших учета. Прежде всего, это могли быть военнопленные, погибшие на пути к приемным пунктам и фронтовым лагерям или непосредственно в них до отправки в тыл. Навряд ли эти потери в среднем превышают 3%. А если это так, то общее количество военнопленных и интернированных должно находиться в пределах 2 700-2 750 тыс. чел., из которых умершие составили не более 500 тыс. чел., или 18,2-18,5% от общего числа.
Не углубляясь дальше в дискуссию по данной проблеме, все же заметим, что смертность среди советских военнослужащих, оказавшихся в фашистском плену, и в абсолютных, и в относительных показателях намного превосходит вышеприведенные сведения по военнопленным германской и японской армий. Так, по данным немецкого историка К. Штрай-та, из 5 735 тыс. советских солдат и офицеров, попавших в плен, умерло или было уничтожено 3,3 млн чел., т. е. 57,5%4. Приведенные данные свидетельствуют о том, что очень многим из военнослужащих, сдавшимся в плен, по большей части с целью сохранения своей жизни, так и не удалось избежать тяжелого рока судьбы. Немало было тех, кто погиб, так и не попав в тыловые лагеря. И это несмотря на то, что объективные условия должны были бы определить совершенно противоположную ситуацию. Известно, что в странах Восточной Европы, в Германии и в западных районах СССР относительно мягкий климат, была более развита социальная инфраструктура и система транспортных коммуникаций, тогда как в центральных районах СССР и особенно в восточных каждая из этих составляющих жизненных условий менее благоприятна.
Впервые массовая смертность военнопленных германской армии наблюдалась после Сталинградской битвы и под Воронежем. Управление НКВД по делам военнопленных и интернированных оказалось не готовым к приему таких значительных контингентов, их размещению и снабжению. Фронтовых лагерей и приемных пунктов явно не хватало. Они не были в достаточном количестве обеспечены кадрами, помещениями, топливом, продовольствием, транспортными средствами. В прифронтовой полосе скопилось значительное количество пленных, которые заполняли военные дороги, железнодорожные станции.
Военнопленные направлялись пешком до приемных пунктов на расстояние 150-200 км. Питание не организовывалось. Еще до пленения многие были истощены, некоторые обессилены настолько, что падали на дороге. Вопросы размещения, продовольственного снабжения, организации
251

питания, транспортировки военнопленных как во фронтовых, так и в тыловых лагерях решались медленно. «Значительная часть военнопленных, не имеющая теплой одежды, не обеспечивается из трофейного имущества. Пункты сосредоточения военнопленных, а также приемные пункты НКВД получают продовольственное и вещевое довольствие в крайне ограниченных количествах, совершенно не удовлетворяющих минимальных нужд. Это не позволяет обеспечить военнопленных по установленным нормам довольствия. Предоставляются вагоны, совершенно не оборудованные для людских перевозок: без нар, печей, отхожих мест, дров и хозяйственного инвентаря. По этим причинам значительная часть военнопленных истощается и умирает еще до отправки в тыл, а также в пути следования»,— отмечалось в приказе от 2 января 1943 г. заместителя наркома обороны генерал-полковника А. Хрулева5.
Последствия всего этого оказались настолько трагичными, что стали одной из причин смены руководства УПВИ НКВД. В докладе «Очередные задачи партийной организации Управления НКВД СССР по делам о военнопленных и интернированных» новый руководитель этой организации генерал-майор И. А. Петров, не связанный ответственностью за сложившееся положение, привел ужасающие цифры гибели бывших солдат вермахта и его союзников с ноября 1942 по май 1943 г. Обрисовав обстановку, он отмечал: «Все эти недостатки усугубили тяжелое физическое состояние военнопленных и привели к массовой смертности, достигшей к настоящему времени в лагерях 82 517 чел., в пути к лагерям 29 760, на приемных пунктах 25 409, при приеме в лагери — 2 245, в госпиталях НКО и НКЗ СССР — 53 077, а в целом 193 003 чел.». Если учесть, что к этому моменту количество учтенных военнопленных составляло 292 тыс. чел., то получится, что погибли каждые двое из трех, оказавшихся в этот период в советском плену6.
Такой высокой смертности военнопленных в дальнейшем не наблюдалось, хотя в отдельные периоды она заметно возрастала. Для примера приведем данные о гибели военнопленных, находившихся в лагерях НКВД в 1944 г. Они содержатся в докладе народному комиссару внутренних дел СССР Л. П. Берии, сделанном в конце этого года его заместителем генерал-полковником В. Чернышевым и начальником УПВИ генерал-майором И. Петровым. Динамика ежемесячной смертности в процентах к общей численности представляла следующую картину:
январь — 0,87, июль — 0,18,
февраль — 0,49, август — 0,30,
март — 0,36, сентябрь — 0,55,
252

апрель — 0,20, октябрь— 1,38,
май — 0,17, ноябрь — 2,26,
июнь — 0,16, две декады декабря — 2,50.
Генералы сочли нужным подчеркнуть, что в течение года в лагеря поступали военнопленные из окруженных группировок противника: в июле из-под Минска, в октябре из-под Кишинева и Ясс. Они сообщали о тяжелом физическом состоянии большинства вражеских солдат уже в момент пленения, поскольку непосредственно перед этим им до 10 дней приходилось питаться только травой и ягодами. Отмечалось также, что при массовом взятии в плен по 2-му и 3-му Украинским фронтам невозможно было одновременно разместить всех под крышей и своевременно вывезти в тыловые лагеря из-за нехватки подвижного состава. 80% военнопленных находились в течение продолжительного времени под открытым небом, что при отсутствии у большинства (до 60%) обуви и теплого обмундирования привело к массовым простудным заболеваниям; при быстром продвижении частей Красной армии вперед военнопленные этапировались до приемных и сборных пунктов пешим порядком сотни километров; питание их в этот момент не организовывалось; эвакуация в тыловые лагери проходила неудовлетворительно (необорудованные и неутепленные вагоны, нехватка горячей пищи и воды, выдававшихся крайне редко и в малых количествах, медленное продвижение эшелонов)7. Вышеперечисленными причинами, по мнению составителей доклада, и объяснялась резко возросшая с октября смертность в лагерях для военнопленных.
Советские власти, видевшие в военнопленных кадровый резерв для народного хозяйства, в плановом порядке включали эти контингенты в трудовые балансы отраслей и территорий. Пленные распределялись прежде всего по трудонедостаточным регионам. Поддержание на должном уровне трудового потенциала огромной подневольной армии было приоритетной задачей ГУПВИ НКВД СССР. Уже одно это ориентировало управление на сохранение здоровья и, следовательно, жизни своих подопечных.
И все же смертность военнопленных оставалась высокой и после поступления в тыловые лагеря, в том числе и расположенные в Сибири. Физически ослабленным людям было очень сложно выдержать долгий, изнуряющий путь, лишения первых месяцев жизни в необустроенных зонах, холодную и долгую сибирскую зиму.
Лагерь № 199 действовал в Новосибирске с сентября 1944 г. и имел лимитную численность 15 тыс. человек. В него завезли физически ослабленный контингент военнопленных, многие из которых побывали в окружении. Особенно высоких показателей смертность достигла в первую зиму.
253

С ноября 1944 по май 1945 г. умерло 2 127 военнопленных, или 73% всех скончавшихся в лагере и спецгоспитале № 2494 за все время их существования до ноября 1948 г. Всего же в них умерло около 2 900 чел., что составило примерно пятую часть от общей численности военнопленных. Кроме уже отмеченных причин, на высокую смертность узников в Новосибирске повлияло его транзитное положение. Из проходивших эшелонов снимались для захоронения умершие в пути, а также тяжелобольные для излечения в спецгоспитале. Многих из них спасти не удалось. Именно этим обстоятельством объясняется то, что на кладбищах для военнопленных в Новосибирске оказались захороненными 23 японца, хотя военнослужащие японской армии в лагерь № 199 не завозились.
В целом по Новосибирской области показатель смертности стал одним из самых высоких в Сибири. Больше он оказался лишь в Читинской области (табл. 1), хотя и в лагерях других регионов ситуация была не менее трудной. В рубцовском лагере № 511 проблемы первых месяцев обустройства усугубились эпидемией сыпного и брюшного тифа. Лишь за четыре месяца с января по май 1946 г. здесь умерли 1 452 чел., что составило 18% от общей численности контингента8.
Очень высокие показатели смертности в этот период наблюдались в лагерях Читинской и Кемеровской областей. На 23 февраля 1946 г. в 511 -м отдельном рабочем батальоне (ОРБ), дислоцированном на станции Жип-хеген Читинской области, умерли 601 и заболели 618 чел. В трех лагерях Кузбасса за четыре зимних месяца умерло 45% от общего количества скончавшихся в них. Даже в Бурятии, где ситуация была относительно благополучной, наибольшая смертность наблюдалась также в данный период. За три месяца (с января по апрель 1946 г.) здесь умерли 436 чел., что составило половину от общего количества скончавшихся в течение первого года функционирования лагерей9. Лишь с лета 1946 г. проявилась устойчивая тенденция снижения смертности военнопленных. В целом по ГУПВИ в 1947 г. она составляла 1,84%, в 1948 г. — 0,62%10.
Подобная тенденция наблюдалась и в Сибири. В Тюменском лагере № 93 в 1943 г. умерло 2,9% узников, в 1944 — 1,4, в 1945 — 4,6, в 1947 — 1,0 и в 1948 г. — 0,7%. Радикальным образом в последние годы существования изменилась ситуация в Новосибирском лагере № 199. По сравнению с зимой 1945/1946 г. смертность снизилась в десятки раз. В 1946 г. ушли из жизни 135 чел., в 1947 — 185, в 1948 г. — 26 чел.11
Военнослужащие германской армии, взятые в плен после ее капитуляции, в физическом отношении оказались более крепкими, чем поступившие в лагеря в ходе войны. Меньшей среди них была и смертность.
254

Что же касается интернированных из стран Восточной Европы, то, несмотря на очевидное стремление властей и армейского командования завезти в Советский Союз здоровых людей наиболее трудоспособных возрастных групп, достичь этой цели не удалось. В соответствии с постановлением Государственного комитета обороны №7161-сс от 16 декабря 1944 г. следовало мобилизовать и интернировать в СССР трудоспособных немцев-мужчин в возрасте от 17 до 45 и женщин от 18 до 30 лет, находившихся на территориях Румынии, Болгарии, Венгрии и Чехословакии. Эти люди предназначались для работы на предприятиях угольной промышленности и черной металлургии, поэтому в постановлении и в последовавшем за ним приказе Л. П. Берии предусматривался отбор только физически здоровых и годных к работе в этих отраслях12.
Таблица 1
Смертность военнопленных и интернированных в сибирских лагерях НКВД*

Количество
Удельный вес умерших
Регион
умерших, чел.
к общей численности**, %
Сибирь
25 981
11,5-12,1
Западная Сибирь


в т. ч.:
И 120
13,4-14,3
Алтайский край
2 672
14,8-15,7
Кемеровская обл.
5 195
10,4-11,8
Новосибирская обл.
2 935
18,3-22,4
Тюменская обл.
318
9,1-10,6
Восточная Сибирь
14 861
10,5-11,0
в т. ч.:


Иркутская обл.
4 493
6,2-6,6
Красноярский край
1 875
8,5-9,4
Читинская обл.
7 398
23,1-24,7
Бурят-Монгольская АССР
1 095
5,9-6,2
* Составлена по данным: ЦХИДК, ф. 1-П, оп. 15а. Формуляры лагерей и отчеты о движении численности военнопленных и интернированных; оп. 01е, д. 129, л. 2-10. ** Общая численность определена приблизительно в двух значениях — минимальном и максимальном. Точные количественные данные установить невозможно, поскольку в цифрах, характеризующих движение военнопленных, содержится повторный учет одних и тех же людей (например, выбывших в спецгоспиталь, а затем вернувшихся в лагерь и т. п.).
255

В числе регионов, куда направлялись интернированные, был и Кузбасс. В 503-й лагерь, дислоцированный в Кемерово, в апреле — мае 1945 г. поступило 4 459 чел. Многие из этих людей по прибытии отличались исключительной слабостью и истощенностью. К тому же значительная часть оказалась в возрасте старше 50-60 лет, что противоречило постановлению и приказу. Очень многие не смогли адаптироваться к суровым природным условиям и выполнять тяжелую физическую работу. С апреля 1945 г. по 15 февраля 1946 г. смертность среди интернированных составила 30%. Для сравнения отметим, что среди содержавшихся в этом же лагере военнопленных германской армии к этой дате умерло 8,4% от их общего количества, а из военнопленных японской армии (поступивших в декабре) скончались 1,2%13.
Да и в целом по ГУПВИ общая смертность военнопленных германской армии за годы их содержания на территории СССР оказалась заметно выше, чем японцев. По-видимому, это было связано с тем, что продолжительные тяготы окопной жизни постепенно изнуряли немецких солдат, а боевые действия Советской и Квантунской армий, как известно, закончились быстро. Но даже и в послевоенное время, когда основная масса больных была репатриирована на родину, уровень смертности среди военнопленных западных армий продолжал оставаться выше, чем у японцев. В 1947 г. это превышение составило 52%, а в 1948 г. — 30%14.
Не абсолютизируя данных, содержащихся в табл. 1, которая характеризует уровень смертности военнопленных и интернированных в Сибири, отметим большие расхождения в ее значениях по отдельным территориям. При среднем по Сибири показателе в 11,5-12,1% он варьируется от 5,9 и 6,6% по Иркутской области и Бурятии до 18,3-24,7% в Читинской и Новосибирской областях. Из таблицы также видно, что смертность в лагерях Западной Сибири, где немалую часть составляли военнопленные германской армии, оказалась примерно на три процентных пункта выше, чем в Восточной Сибири, где японцы были в абсолютном большинстве.
Данные о количестве умерших, конечно, неполные. Известны случаи, когда захоронения осуществлялись без соответствующего документального оформления. Еще больше было тех, кто умер на пути в сибирские лагеря и спецгоспитали или же в дороге при репатриации на родину. Согласно приказу НКВД № 0388 от 6 октября 1943 г., в случае смерти этапируемого начальник эшелона должен был сдать труп на ближайшей железнодорожной станции органам милиции для погребения15. Сколько таких умерших снято с поездов и захоронено в сибирской земле — теперь уже навряд ли можно установить. Ведь для этого потребовалось бы разыс
256

кать документы, подтверждающие снятие с эшелонов трупов и передачу их местным властям. Пока что таких материалов ни в одном из архивов обнаружить не удалось.
Заниженность данных о смертности военнопленных объясняется и недостатками в учете умерших. И это несмотря на неоднократно издававшиеся руководством ГУПВИ приказы, преследовавшие цель наведения порядка в данном вопросе. Так, в 93-м лагере в Тюмени полный учет покойников с записями в кладбищенских книгах стал вестись лишь с сентября 1945 г. Ранее умершие 163 человека были захоронены без соответствующей регистрации. По этой причине сведения о них не попали в уже упоминавшийся «Журнал учета количества кладбищ и захороненных на них умерших военнопленных и интернированных по состоянию на 1951 год», по материалам которого и составлена таблица 1. Фактически в лагере с 23 мая 1943 г. по 12 ноября 1948 г. скончались не 155 чел., как указано в данном журнале, а 318 чел., на каждого из которых в ГУПВИ были высланы медицинские акты о смерти16. Есть основания считать неполными данные о смертности в Кемеровской области, в первую очередь за счет неточных цифр по 525-му лагерю. Следовательно, на сибирской земле смерть настигла не 26 тыс. узников (как в таблице), а, скорее всего, на 1-2 тыс. чел. больше. Соответственно и уровень смертности военнопленных повышается до 12-13%. Таким образом, из-за недостаточной источниковой базы можно оперировать лишь приблизительными данными о смертности.
Представители самых разных народностей оказались в сибирском плену. Среди них превалировали японцы и немцы. Именно они составили большинство среди захороненных в сибирской земле. Всего смерть настигла здесь военнопленных 21 национальности. Каждые двое из трех умерших были японцами, а каждый четвертый — немцем (табл. 2). На четвертом и пятом местах по численности погребенных находятся представители сателлитов Германии — венгры и австрийцы. На третьем же месте оказались эстонцы. Они, а также представители других прибалтийских народов — латыши и литовцы — содержались в лагере № 199. Многие оказались захороненными в Новосибирске. На кладбищах военнопленных в Кемеровской и Новосибирской областях нашли свой последний приют 140 русских. Среди них были потомки эмигрантов, однако большинство составили власовцы, которые поначалу содержались вместе с военнопленными, а позднее были переведены в другие лагеря. Захоронен 31 представитель других восточнославянских народов — украинцев и белорусов. На кладбищах Западной Сибири навсегда остались лежать 158 поляков, 47 чехов и словаков, 29 румын, 14 французов и 7 голландцев,
257

Таблица 2
Национальный состав военнопленных и интернированных, умерших в Сибири*
Национальность
Количество умерших, чел.
Доля от общей численности умерших, %
Всего умерших
25 818
100,0
в том числе:


японцы
17 625
68,26
немцы
6 563
25,42
эстонцы
612
2,37
венгры
229
0,88
австрийцы
196
0,76
поляки
158
0,61
русские
140
0,54
латыши
135
0,52
чехи и словаки
47
0,18
румыны
29
0,11
украинцы
26
0,10
корейцы
25
0,09
французы
14
0,05
голландцы
7
0,03
белорусы
5
0,02
югославы
2
0,01
болгары
1
0,01
датчане
1
0,01
евреи

0,01
литовцы
1
0,01
монголы
1
0,01
* Таблица составлена по данным: ЦХИДК, ф. 1-П, оп. 01е, д. 129, л. 2-10.
2 югослава. В Восточной Сибири, кроме японцев, захоронены 25 корейцев, один монгол, а также 11 немцев, интернированных в Красноярский край.
Смертность военнопленных была тесно связана с их физическим состоянием. Как уже отмечалось, военнопленные поступали в сибирские
258

лагеря сильно истощенными. И часто уже здесь их самочувствие продолжало ухудшаться. Более того, даже физически крепкие люди не всегда могли адаптироваться к новым условиям быта и труда, а также к суровому сибирскому климату.
За период с момента появления в середине 1943 г. первых военнопленных в Сибири и до 1948 г. изменения их физического состояния не имели четко выраженной тенденции. Прослеживается его цикличность в течение года. Состояние здоровья узников лагерей обычно начинало последовательно ухудшаться с ноября, достигая предельных значений в феврале-марте, затем постепенно улучшалось. В осенне-зимний период сокращалась численность наиболее трудоспособных групп (1 и 2 категорий) и увеличивалось количество тех, которые направлялись в оздоровительные команды и на излечение в лазареты. Например, в пяти лагерях Читинской области, где содержались военнопленные японцы, с декабря 1946 по март 1947 г. доля первых сократилась с 82 до 73%, а удельный вес вторых, наоборот, вырос с 9 до 19%17.
Помимо таких колебаний в некоторых лагерях наблюдалось и устойчивое на протяжении более длительного периода падение уровня физического состояния контингента. Такое произошло в 1947 г. в 93-м (Тюменская обл.) и 525-м (Кемеровская обл.) лагерях. Ситуация со здоровьем людей здесь ухудшилась настолько, что для ее изменения потребовалось вмешательство руководящих лиц НКВД. Были приняты меры по улучшению медицинского обслуживания, продовольственного снабжения и жилищных условий. В результате этого в течение года в первом из лагерей доля больных и находящихся в оздоровительных командах сократилась почти в 4 раза, а во втором — в 2,5 раза18.
Именно болезни чаще всего были причинами гибели людей. Многие из узников перед смертью страдали сразу несколькими болезнями, самой распространенной из которых была алиментарная дистрофия. Ее вызывало недостаточное и некачественное питание. Нехватка белков, жиров, витаминов, минеральных солей и других необходимых для человеческого организма веществ влекла за собой истощение сил. Люди быстро худели, теряя иногда свой вес наполовину. Ослабленный организм утрачивал иммунные функции, становился легко уязвимым для различных болезней.
Заболевания, порожденные систематическим голоданием, были особенно широко распространены до 1944 г. Затем продовольственное снабжение лагерей улучшилось. Но даже в 1947 г. от дистрофии скончался 31%, а в 1948 г. — 9% от общего количества умерших19.
259

Эта болезнь начинала поражать узников с первых дней поступления в лагеря. Многие приобрели ее еще раньше. Нехватка продуктов, особенно в начальные периоды создания лагерей, усугубляла ситуацию. И даже при последующем улучшении продовольственного снабжения многие уже не смогли справиться с болезнью. Так, в 503-й лагерь в Кемерово основная масса военнопленных и интернированных была завезена в середине 1945 г. Уже вскоре дистрофия стала главной причиной смертности. Из 555 чел., умерших с октября этого года по февраль 1946 г., две трети скончались от этого недуга20.
Следует заметить, что статистические данные о причинах смертности не совсем точны. Во-первых, акты о смерти часто составлялись недостаточно квалифицированно, в них содержатся ошибки. Во-вторых, на основе дистрофии у больных, как правило, развивался целый комплекс болезней. Фиксировалась же в акте лишь одна. Иногда причина смерти искажалась сознательно. В лагере № 511 (г. Рубцовск) администрация и медперсонал долгое время скрывали наличие эпидемии сыпного тифа. К середине марта 1946 г. от него умер уже 101 чел., а в статистических данных о смертности значилось, что от этой болезни скончался лишь 51 чел.21
Тем не менее общая тенденция постепенного снижения доли умерших от истощения проявилась и в Сибири. В Кемеровской области в лагере № 525 удельный вес дистрофии как причины летальных исходов постоянно понижался: с 57% в 1946 г. до 20% в 1947 г. и 5% в 1948 г. В 1949 г. вообще не зафиксировали ни одного такого случая. Из табл. 3, показывающей причины смерти в этом лагере, видно, что очень многие умерли из-за болезней легких (воспаление и туберкулез). Если в 1946 г. на эти заболевания пришлось 17% летальных исходов, то в 1947 г. — 45%, в 1948 г. — 44%. Помимо болезней, военнопленные уходили из жизни и по другим обстоятельствам. В лагере произошло шесть случаев суицида, восемь человек были убиты при попытке совершить побег. Но гораздо больше людей погибло в результате травматизма на производстве. В 525-м лагере за четыре года произошло 77 несчастных случаев со смертельным исходом.
Травмы довольно часто получали военнопленные, занятые в горнорудной и лесной отраслях. Особенно опасной была работа на лесоповале. Он осуществлялся преимущественно ручным способом при слабом контроле за соблюдением техники безопасности. Лишь очень немногие до этого имели хоть какой-то опыт заготовки леса. С. И. Кузнецов в своей книге приводит свидетельство лесника, наблюдавшего работу японцев. Часто они не могли понять, куда будет падать спиленное дерево, и не успе
260

Таблица 3
Причины смерти военнопленных в лагере № 525 в 1946-1949 гг.*





Всего
% к общей





смер-
числен-





тельных
ности
Причина смерти
1946 г.
1947 г.
1948 г.
1949 г.
случаев
случаев
Дистрофия
476
70
8
-
554
40,7
Воспаление легких
99
58
15
2
174
12,8
Туберкулез легких
46
105
54
-
205
15,1
Производств, травматизм
21
20
30
6
77.
5,7
Дизентерия
-
16
1
-
17
1,3
Хирургические заболев.
12
26
14
-
52
3,8
Внутренние заболевания
21
22
23
2
68
5,0
Нервные заболевания
-
15
-
-
15
1.1
Огнестрельные ранения
2
6
-
-
8
0,6
Самоубийства
-
5
-
1
6
0,4
Прочие
160
8
12
4
184
13,5
Итого
837
351
157
15
136
100,0
* Таблица составлена и рассчитана по данным: ЦХИДК, Ф. 1-П, оп. 15а, д. 352, л. 59.
вали убежать от падающего ствола. Иногда начинающие лесорубы валили деревья друг на друга. Из захороненных на станции Топорок в Иркутской области 22 японских военнопленных пятеро были убиты бревном22.
Плен в годы Второй мировой войны и послевоенный период вовлек в свою орбиту 35 млн чел. Наиболее трагичной оказалась участь советских военнопленных в фашистской Германии. Более 3 млн из них погибли от голода, эпидемий, каторжного труда, стали жертвами массовых репрессий. Хотя политика советского руководства не была направлена на уничтожение попавших в плен военнослужащих вражеских армий, им пришлось испытать все тяготы жизни в неволе в разоренной и голодавшей стране. Пребывание здесь для многих также закончилось трагически. Смерть поджидала военнопленных на всех этапах их трудного пути — от фронта до тыловых лагерей, в быту и на производстве, даже при репатриации на родину. Каждый восьмой из попавших в сибирские лагеря навсегда остался в чуждой ему земле.
261

1 С. И. Кузнецов. Японцы в сибирском плену (1945-1956). Иркутск, 1997, с. 169, 170; В. П. Галицкий. Японские военнопленные в СССР: правда и домыслы // Военно-исторический журнал (ВИЖ), 1991, № 4, с. 6^, 68.
2 В. П. Галицкий. Верните деньги // ВИЖ, 1991, № 8, с. 28.
3 ЦХИДК, ф. 1-П, on. 01е, д. 129, л. 1-10.
4 К. Штрайт. Солдатами их не считать. Вермахт и советские военнопленные. 1941-1945. М., 1979, с. 5-7, 86, 99, 104; В. П. Галицкий. Верните деньги, с. 28.
5 Информационный центр УВД Новосибирской области. Приказы за 1943 год.
6 ЦХИДК, ф. 1-П, оп. 9а, д. 8, л. 67, 70.
7 Там же, л. 154.
8 Там же, оп. 15а, д. 347, л. 20, 31.
9 Там же, д. 11, л. 28; С. И. Кузнецов. Японцы в сибирском плену... с. 173; О. Д. Базаров. «Сибирское интернирование»: японские военнопленные в Бурятии (1946-1948 гг.). Улан-Удэ, 1997, с. 38, 39.
10 ЦХИДК, ф. 1-П, оп. 21а, д. 5, л. 104.
11 Там же, оп. 15а, д. 109, л. 16; д. 170, л. 25.
12 Там же, оп. 13а, д. 5, л. 193, 194.
13 Там же, оп. 15а, д. 11, л. 37, 44.
14 Там же, оп. 21а, д. 5, л. 104.
15 В. П. Галицкий. Финские военнопленные в лагерях НКВД (1939-1953 гг.). М., 1997, с. 175.
16 ЦХИДК, ф. 1-Е, оп. 05, д. 2008, л. 15, 16.
17 Там же, ф. 1-П, оп. 17а, д. 4, л. 130.
18 Там же, оп. 15а, д. 109, л. 16; д. 352, л. 50, 51.
19 Там же, ф. 1-П, оп. 21а, д. 5, л. 104; оп. 23а, д. 7, л. 79.
20 Там же, оп. 15а, д. 11, л. 44.
21 Там же, д. 347, л. 31, 32.
22 С. И. Кузнецов. Японцы в сибирском плену... с. 176, 177.
262

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
АИКМК — Архив истории Кузнецкого металлургического комбината.
ВСВО — Восточно-Сибирский военный округ.
ВСК — Восточно-Сибирский край.
ГААК — Государственный архив Алтайского края.
ГАКК — Государственный архив Красноярского края.
ГАНО — Государственный архив Новосибирской области.
ГАОО — Государственный архив Омской области.
ГАРФ — Государственный архив Российской Федерации.
ГАСО — Государственный архив Свердловской области.
ГАПО — Государственный архив Пермской области.
ГОПАПО — Государственный общественно-политический архив Пермской области.
ГУПВИ — Главное управление НКВД по делам о военнопленных и интернированных.
ЗСК — Западно-Сибирский край.
КРО УНКГБ — контрразведывательный отдел областного управления НКГБ. НФГАКО — Новокузнецкий филиал Государственного архива Кемеровской области.
ПП — полномочный представитель, полномочное представительство (ОГПУ).
ПФЛ — проверочно-фильтрационный лагерь.
РГАНИ — Российский государственный архив новейшей истории.
263

РГАСПИ—Российский государственный архив социально-политической истории. РГАЭ — Российский государственный архив экономики. СТО — Совет труца и обороны. ТОФ — Тихоокеанский флот.
УИТЛК — Управление исправительно-трудовых лагерей и колоний. ЦДНИИО — Центр документации новейшей истории Иркутской области. ЦДНИОО — Центр документации новейшей истории Омской области. ЦДНИТО — Центр документации новейшей истории Томской области. ЦПА ИМЛ — Центральный партийный архив Института марксизма-ленинизма (бывший).
ЦУНХУ — Центральное управление народнохозяйственного учета. ЦХАФАК — Центр хранения архивных фондов Алтайского края. ЦХИДК — Центр хранения историко-документальных коллекций. ЦЧО — Центрально-Черноземная область.
264

СОДЕРЖАНИЕ
К. Тэраяма, С. Папков. Предисловие.....................................................................3
Г. Д. Селянинова. Интеллигенция и террор: опыт Гражданской войны
на Урале. 1918-1919 гг.......................................................................................5
В. А. Исупов. Демографическая политика сталинского правительства.
Конец 1920-х — 1940-е гг.................................................................................31
И. С Кузнецов. Формирование «сталинизма» и менталитет сибирского
крестьянства......................................................................................................46
A. И. Савин. Образ врага. Протестантские церкви в сибирской прессе
1928-1930 гг......................................................................................................57
B. С. Познанский. К истории поездки И. В. Сталина в Сибирь.........................81
A. Б. Суслов. Проблема эффективности принудительного труда в СССР
(1929-1953 гг.) (на материалах Урала)............................................................85
Тэраяма Киосукэ. Советская мобилизационная политика на Дальнем
Востоке в начале 1930-х гг...............................................................................98
B. И. Исаев. Социальные проблемы формирования Урало-Кузнецкого
комплекса.........................................................................................................126
О. А. Гербер. Крестьяне-«лишенцы» немецких колоний Сибири.
1927-1937 ........................................................................................................ 138
265

С. А. Красильников. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в планах
и практике сталинского режима 1930-х гг....................................................150
B. А. Ильиных. Податное обложение зернового хозяйства Сибири
(конец 1920-х — начало 1940 гг.)..................................................................159
А. Г, Тепляков. Институт заместителей начальников политотделов по работе ОГПУ-НКВД в МТС и совхозах Сибири
в середине 1930-х гг........................................................................................173
М. П. Малышева. Политические противоречия как препятствие на пути установления нормальных взаимоотношений России и Японии в 20-е — 30-е годы XX в. на примере Сибири.............................................186
И. М. Савицкий. Создание в Новосибирске крупнейшего в Сибири центра
оборонной промышленности в годы Великой Отечественной войны.......192
C. А. Папков. «Контрреволюционная преступность» и особенности ее
подавления в Сибири в годы Великой Отечественной войны
(1941-1945)......................................................................................................205
А. А. Шадт. Этническая ссылка в Сибири как инструмент советской
национальной политики (1940-1950-е гг.)...................................................224
С. С. Букин, А. А. Долголюк. Смертность военнопленных
в сибирских лагерях: масштабы и причины (1943-1948 гг.)......................249
Список сокращений................................................................................................263
266

Научное издание
Урал и Сибирь в сталинской политике
Художник И. В. Сокол Корректоры А. В. Бибина, С. В. Камышан, Е. В. Мишурова Технический редактор К В. Булгакова
Лицензия на издательскую деятельность № 070028 от 30.12.1996
Подписано в печать 13.05.2002. Формат 60x84Vi6. Усл. печ. л. 15,00. Уч.-изд. л. 15,14. Гарнитура Тайме. Заказ № 14. Тираж 500 экз.
Научно-издательский центр «Сибирский хронограф» ООО 630128, Новосибирск, а/я 129
Типография НИЦ «Сибирский хронограф» 630060, Новосибирск, Зелёная горка, 1

No comments:

Post a Comment