6 Урал и Сибирь в сталинской политике

6. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Советскому руководству пришлось срочно перебросить огромное количество материальных и людских ресурсов на Дальний Восток, но для этого потребовалось немало усилий центральных и местных властей, чтобы создать эффективную систему их переброски и приема. Как представляется, мобилизационная политика была тесно связана с политикой создания резервов, но для объяснения всей картины этой политики нас ждут такие разные вопросы, как, например, в каком объеме материальные ресурсы перебрасывали и где они хранились (в том числе как создавались склады и каковы были способы хранения), насколько эффективно использовались перебрасываемые ресурсы или просто по пути до цели были потеряны или похищены в связи с беспорядком на транспорте; каким образом на других «фронтах», кроме Дальнего Востока, планировали мобилизационную политику, как изменялся удельный вес в мобилизационной политике между Востоком и Западом (прежде всего Польша и Германия) до начала Второй мировой войны и т. д. При формировании мобилизационной политики руководство должно было сравнивать и анализировать вооруженные силы и мобилизационную способность предполагаемого противника, поэтому необходимо исследовать и эту сферу. Но считаю, что именно начало 1930-х гг. после Маньжурского инцидента является начальным пунктом развития советской мобилизационной политики со стратегической точки зрения, имея в виду два фронта — на Западе и на Востоке.

1 Об этом подробнее см.: Тэраяма Киосукэ. Сорэн кёкуто ни окэру тэцуцо-сэйсаку: Гундзика то сэйдзибу сэтти (1931-1934) // Сэйё Сигагу Ронсю, 1998, 36 го, 1-18 пэй-дзи. Часть этой статьи см.: Тэраяма Киосукэ. Военизация (милитаризация) железных дорог на Дальнем Востоке СССР (1931-1934 гг.) // Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: Отечественная история, 1999, № 2, с. 35-39. О Маньчжурском инциденте и СССР см.: Тэраяма Киосукэ. Маньчжурский инцидент и СССР // Acta Slavica Iaponica (Sapporo), 1996, t. 14, p. 179-198; Тэраяма Киосукэ. 1930 нэндай сёто-но Сорэн-но тайнити сэйсаку: Манею дзихэн во мёгуттэ // Росиа Кэнкю, 1997, 25 го, 88-101 пэй-дзи (Советская политика в отношении Японии в начале 1930-х гг. особенно по Маньчжурскому инциденту); Тэраяма Киосукэ. Ответ на угрозу: Советский Дальний Восток в начале 30-х гг. // ЭКО, 1997, № 8, с. 155-160; Тэраяма Киосукэ. Тюнити Сорэн дзэнкэн дайхё Арэкусандору Тороянофусуки то 1932нэн-но ниссо-канкэй// Тохоку Адзиа Кэнкю, 2001, 5 го (Уполномоченный представитель СССР в Японии Александр Трояновский и отношения между Японией и СССР 1932 года).

2 Подробнее см.: Soviet Policies Toward Mongolia After the Manchuria Incident, 1931-1934 // Facets of Transformation in Northeast Asian Countries / Tadashi Yoshida, Hiroki Oka, eds., Tohoku University, 1998, p. 37-66.

122

3 Подробнее см.: Тэраяма Киосукэ. 1930 нэндай сёто-но Сорэн-но тай Синкё сэйса-ку // Тохоку Адзиа Кэнкю, 2002, 6 го, 103-120 пэйдзи (Советская политика в отношении Синьцзяна в начале 1930-х годов).

4 Эта статья публикуется на основе моей статьи: Тэраяма Киосукэ. Сорэн кёкуто ни окэру дойн сэйсаку: 1931-1934 гг. // Росиа-си Кэнкю, 2000, 66 го, 61-82 пэйдзи (Советская мобилизационная политика на Дальнем Востоке: 1931-1934 гг.).

5 РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 880, л. 6 (решение опросом).

6 ГАРФ, ф. 5446, оп. 13а, д. 1036, л. 2.

7 Там же, оп. 27, ч. 2, д. 19, л. 19-22.

8 Там же, оп. 13а, д. 1036, л. 24-26.

9 Там же, оп. 27, д. 19, л. 109-111. Центрожилсоюзу разрешено завезти 1 000 чел., которые будут заняты на строительстве стандартных домов для НКПС, а затем будут переданы на строительство деревообделочного комбината ЦСоюза в Биробиджане. Граж-данавиастрою — 3 000 чел. для строительства самолеторемонтного завода и оборудования воздушных путей. НКСнабу — 14 250 чел., в том числе 11 250 рыбаков и 3 тыс. строительных рабочих. НКВоду — 1 337 чел., причем потребность в рабочей силе Амурского строительства предложено НКВоду покрыть путем переброски рабочих с Байкала в июле. Экспортлесу — 1 000 чел. НКЛесу — 7 000 чел. Управлению военно-воздушных сил — 5 000 чел., против их заявки в 7 500 чел., за счет частичного использования красноармейских частей, расположенных в районе этого строительства и переброски рабочих с заканчивающихся строек Военно-строительного управления НКВМора. Цуцортрансу разрешено завезти 11 169 чел.

0 ГАРФ, ф. 5446, оп. 14а, д. 503, л. 5-3.

1 Там же, л. 7-11.

2 Там же, д. 572, л. 26, 26 об. " Там же, л. 22.

14 Там же, л. 23. Вывод Цихона следующий: «По данным Госплана, сельское население на 1 янв. 32 года по Зап. Сиб. краю составляло 7 млн 114 тыс. чел., в том числе трудоспособных — 5 млн 236 тыс. чел. По данным Крайтруда, в 3 кв[артале] во всех отраслях народного хозяйства Зап.-Сиб. края должно быть занято 4 млн 114 тыс. рабочих. Вывезено за пределы края 15 тыс. чел., остается трудоспособного населения 1,1 млн чел. Если даже принять во внимание сообщение тов. Эйхе и Грядинского об уходе в отход за пределы края 165 тыс. рабочих и сокращения, согласно переписи, трудоспособного сельского населения на 365 тыс., то и тогда резерв в сельском хозяйстве составит после покрытия потребности промышленности и сельского хозяйства края 146 тыс., из них женщин 92 тыс.».

5 ГАРФ, ф. 5446, оп. 14а, л. 21.

6 ГАНО, ф. П-3, on. 1, д. 334, л. 2.

7 Там же, д. 340, л. 17-18.

8 ГАРФ, ф. 5446, оп. 13а, д. 1036, л. 28, 30; там же, оп. 14а, д. 503, л. 19.

9 Там же, оп. 14а, д. 503, л. 16.

0 Там же, л. 23.

1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 11, л. 95. Непфонд — неприкосновенный фонд, мобфонд — мобилизационный фонд.

2 Подробнее см.: Тэраяма Киосукэ. Манею дзихэн то Сорэн ни окэру битику-но котику // Тохоку Адзиа Кэнкю, 1997, 173-198 пэйдзи (Маньчжурский инцидент и образование резервов в Советском Союзе). Часть этой статьи была опубликована: Тегауата Kyosuke. The Manchurian Incident and the Soviet reserves policies // Russia and Japan: A historical survey / Terayama Kyosuke, ed. CNEAS (Tohoku University), 1998, p. 93-100.

123

23 РГАСПИ, ф. 17, on. 3, д. 853, л. 3; там же, оп. 162, д. 11, л. 24.

24 Там же, оп. 3, д. 854, л. 3; там же, д. 855, л. 1.

25 Там же, д. 858, л. 4; там же, оп. 162, д. 11, л. 48.

26 Там же, оп. 162, д. 11, л. 51-56.

27 Там же, л. 72.

28 Там же, л. 100.

29 Там же, л. 109.

30 Там же, л. 118. 10 января 1932 г. этот план Политбюро был оформлен как постановление СТО того же содержания: ГАРФ, ф. 5446, оп. 13а, д. 1164, л. 3, 4.

31 ГАРФ, ф. 5446, оп. 13а, д. 1162, л. 370.

32 РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 11, л. 182-183.

33 ГАРФ, ф. 5446, оп. 13а, д. 1162, л. 333.

34 РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 12, л. 9.

35 Далее, например, 23 марта 1932 г. Политбюро разрешило провоз по КВЖД 3 000 вагонов грузов (лесоматериалов и др.) (РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 12, л. 30). Кстати, эта тема была первым пунктом повестки дня этого заседания.

36 РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 12, л. 114, опросом.

37 Там же, л. 117.

38 Там же, д. 13, л. 11.

39 ГАРФ, ф. 5446, оп. 13а, д. 1162, л. 247-248.

40 РГАСПИ, ф. 17, оп. 21, д. 1176, л. 43.

41 Там же, д. 5455, л. 219 об., опросом.

42 Там же, д. 1200, л. 151, опросом.

43 Там же, д. 1177, л. 161, опросом между 17 и 28 марта 1932 г.

44 Там же, д. 5456, л. 29, опросом, срок выезда 20 февраля.

45 Там же, д. 5419, л. 44 об.

46 Там же, д. 5455, л. 140 об.

47 Там же, д. 1178, л. 78, опросом.

48 Там же, л. 119. 13 сентября 1932 г. было принято окончательное решение, в том числе введение режима суточной разгрузки. См.: там же, л. 125.

49 Тихоокеанская звезда, 1932, 6 октября.

50 РГАСПИ, ф. 17, оп. 21, д. 5419, л. 148 об., опросом.

51 Тихоокеанская звезда, 1932, 10 июня.

52 РГАСПИ, ф. 17, оп. 21, д. 5456, л. 181 об.

53 Там же, д. 5457, л. 2 об.-З, опросом.

54 Там же, д. 5458, л. 24, опросом.

55 Там же, л. 73.

56 Там же, д. 5421, л. 122 об., опросом.

57 Там же, оп. 162, д. 14, л. 66, опросом.

58 Там же.

59 Там же, ф. 17, оп. 3, д. 916, л. 32, опросом.

60 Там же, д. 917, л. 17. Настоящая фамилия Лаврентьева — Картвелишвили. Он протестовал против назначения Берия вторым секретарем Закавказского крайкома и за это был отправлен в Западно-Сибирский крайком. О нем подробнее см.: Н.Дубинина. Противостояние // Дальний Восток, 1990, № 8.

61 РГАСПИ, ф. 17. оп. 3, д. 918, л. 10, опросом. 3 апреля 1933 г. принято предложение Лаврентьева о включении в эту комиссию Крутова вместо Шуба (там же, д. 919, л. 28, опросом).

124

62 Е. А. Осокина. За фасадом «сталинского изобилия»: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927-1941. М., 1997, с. 135.

63 Там же, с. 90. По поводу Москвы и Ленинграда см. там же, с. 109-110, 257.

64 Soviet Policies Toward Mongolia After the Manchuria Incident, 1931-1934.

65 А. Т. Залуцкий. Мираж и явь: об участнике революции и гражданской войны Т. Г. За-луцком. Владивосток, 1991, т. 2, с. 300-301.

66 РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 15, л. 80, опросом.

67 Там же, л. 83, опросом. 3 декабря 1933 г. принято решение о перенесении строительства 30 зерноскладов для размещения особого фонда хлебофуража из Вятского в Комсомольск (там же, л. 147, опросом).

68 РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 941, л. 32; там же, оп. 162, д. 16. л. 18, 21.

125

В. И. Исаев

Институт истории СО РАН, Новосибирск

СОЦИАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ФОРМИРОВАНИЯ УРАЛО-КУЗНЕЦКОГО КОМПЛЕКСА*

ЛХроблемы создания Урало-Кузнецкого промышленного комплекса (УКК) обсуждались в советской историографии, как правило, в контексте осуществления индустриализации и создания в СССР второй угольно-металлургической базы. Иначе говоря, в центре внимания исследователей находились преимущественно технико-экономические, военно-стратегические или политические аспекты проблемы. Между тем при рассмотрении процесса создания УКК серьезного внимания заслуживают социальные аспекты. Ведь промышленное освоение региона не являлось самоцелью, а должно было служить основой социального развития Урала и Сибири, да и всей страны в целом. В конечном счете весь процесс индустриализации Урала и Сибири был осуществлен, в основном, населением данных регионов; правда, стоит отметить, что не всегда с учетом интересов и потребностей людей, проживавших здесь.

Проблемам разработки проектов создания УКК посвящено значительное число научных трудов1. Однако в имеющейся литературе до сих пор обращалось мало внимания на то, что при разработке проектов УКК наиболее ярко проявились характерные для первых послереволюционных

* Работа подготовлена при поддержке РГНФ (проект № 00-01-00337а).

126

десятилетий гигантомания и социальное прожектерство. Можно сказать, что это было свойственно в целом политике большевистского государства в этот период, но наиболее полно это выразилось именно в проектах создания УКК.

При знакомстве с предлагавшимися проектами УКК современного исследователя поражает следующее обстоятельство. Грандиозные планы создания мощного промышленного комплекса разрабатывались, по существу, без оглядки на то, что необходимо привлечь и обеспечить приемлемыми условиями кадры строителей, а затем укомплектовать новые предприятия квалифицированными работниками. Разумеется, проблемы кадрового обеспечения в предлагаемых проектах упоминаются, однако в самом общем виде. При этом подробно не прорабатываются ни вопросы обеспечения строителей предприятий и их будущих работников жильем, ни вопросы создания коммунально-бытовой инфраструктуры, ни проблемы организации и развития здравоохранения, культурной сферы и т. п.

Такая ситуация, на наш взгляд, была довольно типична для так называемого периода строительства социализма. Она отражала дух революционного романтизма, а говоря резче, утопизма, который пронизывал всю идеологию большевизма. Отнюдь не случайно в процессе формирования УКК были предприняты практические попытки реализации грандиозных проектов создания так называемых социалистических городов (принципиально отличающихся от ранее существовавших капиталистических городов), в которых вся жизнь людей должна была быть построена на совершенно новых принципах.

Здесь уместно вспомнить о развернувшейся в конце 1920-х гг. в советской России широкой дискуссии о перестройке быта. Она являлась частью общественного обсуждения планов строительства социализма, попыткой нарисовать понятные для простых людей контуры будущего. Значительное распространение в советской России в 1928-1929 гг. получили идеи радикального разрыва с прежними «капиталистическими» принципами устройства быта, проведения социалистической бытовой революции. (В данном случае мы не будем подробно рассматривать развитие дискуссии о перестройке быта и проблеме соцгородов, эта проблема уже освещалась нами в кн.: Быт рабочих Сибири. 1926-1937. Новосибирск, 1988; Коммуна или коммуналка? Изменения быта рабочих Сибири в годы индустриализации. Новосибирск, 1996; и других публикациях.)

В социалистических городах предполагалось обобществление личного и семейного быта, строительство домов-коммун, создание развитой системы коммунального обслуживания и культурного досуга населения.

127

Ясно, что подобные проекты требовали колоссальных затрат, чуть ли не больших, чем строительство промышленных предприятий. Но об этом в то время проектировщики соцгородов предпочитали не думать, полагаясь, видимо, на то, что советскому государству все под силу.

Особо следует подчеркнуть, что устройство социалистического быта для рабочих и служащих новых предприятий в процессе реализации проекта УКК казалось большинству разработчиков и руководящих работников в центре и на местах само собой разумеющимся. Общепризнанной являлась идея строительства вокруг создаваемых промьшшенных гигантов принципиально новых социалистических городов, в которых основным типом жилища должна была стать ячейка социалистического быта — дом-коммуна.

Так, например, в рамках разработки проекта развития народного хозяйства Сибирского края на первую половину 1930-х гг. Сибкрайиспол-ком представил в СНК РСФСР предложения о придании особого статуса соцгородов вначале трем городам: Сталинску (Новокузнецку), левобережью Новосибирска (соцгород при строившемся заводе сельскохозяйственных машин) и Прокопьевску, а в дальнейшем всем городам Кузбасса2.

Это предполагало специальное проектирование и особое финансирование будущих социалистических городов. Их проекты уже обсуждались в различных инстанциях, более того, утверждались и предлагались к реализации. В них намечалось устройство повседневной жизни трудящихся на принципах социалистического быта. Так, проект соцгорода при Кузнецком металлургическом комбинате (КМК), рассмотренный и утвержденный СНК РСФСР, различными наркоматами и ведомствами, в частности, ВЦСПС, Наркоматом труда РСФСР, Наркоматом коммунального хозяйства СССР, аккумулировал в себе большинство предложений по социалистической перестройке быта. В частности, в проекте предусматривалось, что все рабочие, не имеющие семьи, должны быть расселены в домах-коммунах, а из семейных рабочих 60% должны были проживать в домах-коммунах, 25% — в многоквартирных домах, 15% — в коттеджах3.

Для практической реализации этих планов в 1930 г. в Новосибирске создается специализированное краевое управление по строительству соцгородов и рабочих поселков (Новосибсоцстрой)4. В строительном сезоне 1930 г. трест «Востокуголь» начал строительство соцгорода при Прокопьевском руднике, в нем также предполагалось преобладание домов-коммун, создание широкой сети общественных учреждений по обслуживанию быта5.

Таким образом, можно констатировать, что при создании УКК высшие правительственные органы и местные органы власти пытались решать проблему строительства не только современного промышленного

128

комплекса, но и одновременно организации нового социалистического быта для его работников. Но революционный энтузиазм проектировщиков нового социалистического быта явно не вписывался в практическую ситуацию, в которой дефицит материальных ресурсов диктовал необходимость жесточайшей экономии.

Руководство партии и государства, длительное время как бы выжидавшее и прямо не вмешивавшееся в дискуссию о перестройке быта, видимо, постепенно осознавало, что радикальные проекты создания социалистического быта и строительства соцгородов грозят отвлечением средств от главного направления — строительства промышленных предприятий. Поэтому было решено внести поправки в общественное мнение, ясно и четко расставить приоритеты. В мае 1930 г., а затем в июне 1931 г. принимаются два программных постановления ЦК ВКП(б) по вопросам перестройки быта и развития городского коммунального хозяйства6. В них создание социалистических городов, строительство домов-коммун определялось как перспективное, но не своевременное направление. Отмечалась «необходимость в данный момент сосредоточить максимум ресурсов на быстрейшей индустриализации страны, которая только и создает действительные материальные предпосылки для коренной переделки быта»7. Таким образом, со стороны партии и государства обществу было объявлено, что главным в настоящий момент является не вопрос об устройстве быта людей, а вопрос строительства промышленных предприятий.

Интересно проследить, как трансформировались замыслы строительства социалистических городов по мере их воплощения в действительность. Уже на первом этапе реализации грандиозных замыслов создания УКК пришлось столкнуться с колоссальным недостатком средств, что потребовало серьезной корректировки первоначальных проектов. Так, после продолжительных дебатов вокруг проекта соцгорода на левом берегу Новосибирска было решено с целью удешевления строительства использовать уже готовый и утвержденный правительством проект соцгорода при Магнитогорском металлургическом комбинате8. Тем не менее оказалось, что его привязка к местности и другие параметры не позволяют напрямую использовать его в Новосибирске.

После Постановления ЦК ВКП(б) от 16 мая 1930 г. «О перестройке быта» в проектах соцгородов основное внимание стало уделяться оптимальной планировке жилых кварталов, озеленению и благоустройству, размещению учреждений по обслуживанию быта. Вместе с тем идеи социалистического переустройства быта не были полностью отброшены. В большинстве проектов намечались переходные формы от старого быта к

129

новому, предусматривались отдельные элементы коллективных форм быта. Однако из-за недостатка средств на практике пришлось отказаться и от них.

Переделка проектов, их приспособление к необходимости максимально удешевить жилищное строительство оборачивались созданием уродливых форм городской застройки. Один из видных проектировщиков соцгородов немецкий архитектор Эрнст Май отмечал, что, принимая решение о приезде в Советский Союз, он собирался проектировать в основном дома-коммуны, экспериментировать с новыми формами градостроительства, но вместо этого пришлось строить традиционные дома, стараясь максимально сэкономить финансы и материалы.

В частности, Э. Май работал над проектом соцгорода при Кузнецком металлургическом комбинате. Один из его вариантов предусматривал создание элементов благоустроенного общественного быта в масштабах квартала. В каждом квартале должны были быть построены столовая, детские ясли и сады, клуб как центр общения и любительских занятий. Но, как вспоминал Э. Май, «мне сказали в Кузнецке — это нереально». Позднее архитектора же и обвинили в неудобстве построенных домов. На эти упреки Э. Май отвечал так: «Сначала решили иметь общую столовую, строили без кухни. Теперь нет ни кухни, ни столовой»9.

В июле 1933 г. в Сталинске побывал нарком тяжелой промышленности Г. К. Орджоникидзе. Посетив возведенные и еще строившиеся дома, нарком был возмущен их теснотой и неудобством. Неказистые коробки жилых домов без балконов, тесные квартиры с низкими потолками, в которых зачастую отсутствовали кухни, ванные комнаты, действительно производили мрачное впечатление. Позднее газета «Советская Сибирь» так описывала результат, который получался из попыток построить социалистический город при острейшем дефиците средств: «60 корпусов стоят в затылок, словно солдаты в строю. Так распланирован существующий сейчас Сталинск... Совершенно однотипные коробки зданий, абсолютно без каких-либо архитектурных украшений, построены гуськом, создавая полное впечатление казарменного города»10.

Вместе с тем трудно представить, что Г. К. Орджоникидзе не знал о том, что при строительстве КМК на обустройство рабочих, в том числе и на жилищное строительство, выделялись крайне скудные средства. Возможно, что увидев воочию к чему приводит пренебрежение социальными аспектами в создании промышленных комплексов, нарком действительно был возмущен. Но это возмущение он должен был адресовать не местным работникам, а руководству партии и правительства, в которое он входил и сам.

130

Председатель Западно-Сибирского крайисполкома Ф. П. Грядинс-кий, выступая на XVII съезде ВКП(б), с неподдельным возмущением рассказывал товарищам по партии о том, что в сибирских городах в начале 1930-х годов выстроены дома, где «высокий человек чуть потолок не достает», с узкими лестницами и дверьми, тесными помещениями11. Вряд ли это было неизвестно большинству присутствовавших, просто к этому времени изменились оценки и приоритеты: стало ясно, что пренебрежение социальными программами, в конечном счете, не позволяет нормально развиваться и промышленности.

Поразительно, что в то же время, когда обсуждались и принимались планы строительства социалистических городов, в реальности стихийно реализовывались совсем другие варианты устройства быта людей. Типичной в этом плане была ситуация на строительстве КМК. Строительство здесь начиналось на необжитом месте, поэтому в нормальной ситуации вначале надо было бы создать для строителей необходимые жилищные условия, коммунально-бытовые, культурно-развлекательные учреждения и т. д. Вместо этого опережающими темпами развернулось строительство самого промышленного предприятия, в то время как основная масса рабочих была предоставлена сама себе и была вынуждена выживать в совершенно экстремальных условиях.

С началом строительства местность вокруг комбината была заполнена множеством землянок, шалашей, бараков; санитарные нормы в такой ситуации были забыты. В бараках, рассчитанных на 30-40 человек, жило по 80 человек. В целом в это время 95% рабочих Кузнецкстроя жило в бараках и землянках12.

В бараках устраивали нары в два яруса. Здесь вместе жили семейные и одинокие. Семейные отгораживали себе углы мешками и простынями. В «наиболее благоустроенных» бараках нары заменялись деревянными топчанами или железными койками. О постельном белье и речи не было. Не хватало даже столов, табуреток, господствовала ужасающая антисанитария, разводились насекомые, дезинфекция помогала слабо.

На 1 января 1932 г. на одного человека в Сталинске приходилось 1,27 кв. м жилплощади, если исключить землянки и времянки, то вообще только 0,44 кв. м. Только 47,9% рабочих были обеспечены хоть какой-то жилплощадью от предприятия, остальные проживали в частном секторе, землянках и т. п.13 В то же время явно наметилась значительная социальная дифференциация, выделение привилегированного слоя партийных и советских работников, высококвалифицированных служащих и технических специалистов. Многие служащие КМК занимали обширные квартиры в

131

5-6 комнат при семье 3-4 человека, с полезной жилой площадью выше установленной нормы.

Тяжелая ситуация с жильем наблюдалась и в других городах Кузбасса: в Прокопьевске, например, на одного жителя в январе 1930 г. приходилось 1,7 кв. м, в предполагавшемся соцгороде — левобережье Новосибирска — около 2 кв. м. В несколько лучших условиях находились рабочие других городов. Так, в 1931 г. в Барнауле на одного жителя приходилось 3,4 кв. м жилплощади, в Омске — 3,9 кв. м14. Подобные же условия складывались практически во всех городах Сибири.

Отставание социальной сферы в процессе формирования УКК приводило к обострению жилищного вопроса. В городах Западной Сибири на одного жителя в 1929 г. приходилось 4,2 кв. м, в 1930 г. — 4 кв. м, в 1931 г. —3,8 кв. м, в 1932 г. —3,6 кв. м15.

Примерно по той же схеме — от грандиозных планов на бумаге до латания дыр и прорех на практике — решалась и еще одна важнейшая проблема формирования УКК: проблема обеспечения рабочей силой. Как бы само собой предполагалось, что новые промышленные гиганты будут построены энтузиастами строительства социализма — коммунистами, комсомольцами, сознательными рабочими и вливающимися в ряды рабочего класса передовыми крестьянами. Действительность же была далека от такой идиллической картины. Проблема недостатка людских ресурсов стала одной из острейших в ходе развития промышленности. Пришлось использовать для привлечения рабочей силы привычные административно-командные методы.

В выступлении на июльском (1928 г.) Пленуме ЦК ВКП(б) И. В. Сталин, по сути, выступил с тех позиций, за которые он резко критиковал ранее Л. Троцкого. Сталин остро поставил вопрос о необходимости перекачки средств и людских ресурсов из аграрного в промышленный сектор, о плате деревни за подъем индустрии, он по существу заговорил о «дани», о «сверхналоге» с крестьян. Сталин обосновывал это необходимостью «сохранить и развить дальше нынешний темп развития индустрии»16.

Под руководством рабочего класса именно крестьянству предстояло превратить страну из аграрной в индустриальную. Деревня должна была предоставить недостающую рабочую силу для ускоренного развития промышленности. Партийные и советские органы ориентировались на пополнение рядов рабочего класса в основном за счет крестьянства.

Доля крестьян в составе рабочего класса Сибири в годы первой пятилетки колебалась от 60 до 80%. При этом на производство приходили далеко не лучшие представители деревни. Так, в Западной Сибири только

132

с 1 января 1930 г. по 1 сентября 1931 г. в ряды рабочего класса перешло 28 364 человека из самых обездоленных слоев деревни — батраков17,

Пополнение рабочего класса за счет крестьянства формировало определенный образ жизни и постоянную текучесть. Это проявлялось в том, что многие новые рабочие, будучи заняты в промышленном производстве, продолжали считать себя крестьянами. Так, по данным опроса в феврале 1931 г. на Кузнецкстрое из общего количества опрошенных — 13 573 человека, лишь 6 373 считали себя рабочими (46,9%), а крестьянами — 7 225 (51,4%)18. Многие переселенцы из села продолжали и в городе сохранять крестьянский уклад жизни.

Для пополнения рабочего класса партийные и государственные органы применяли все новые способы, одним из которых стала организация вербовки рабочей силы. Так, 19 сентября 1932 г. Запсибкрайком ВКП(б) принимает постановление «О вербовке рабочей силы для Кузнецкстроя», в соответствии с которым была развернута работа по организованному набору колхозников для работы в промышленности19. В декабре 1933 г. Запсибкрайисполком издает постановления «О порядке вербовки рабочих» и «О закреплении районов вербовки и рабгужсилы на 1934 г.»20. Они предусматривали, что промышленным организациям и стройкам края необходимо осуществить в 1934 г. вербовку 234,5 тысяч человек.

Однако задание было выполнено только наполовину. За первую половину 1934 г. в промышленность должны были быть завербованы 199 637 новых рабочих, в действительности оргнабор позволил привлечь только 105 228 человек, т. е. 53,4% плана21. Ряды рабочих кадров в эти годы пополнялись и за счет насильственного направления на строительство промышленных предприятий так называемых «спецконтингентов»: заключенных и спецпереселенцев, а также тылоополченцев. Тылоополченцами в то время называли достигших призывного возраста мужчин — представителей «нетрудовых, социально чуждых» слоев населения, которые были лишены права голоса, призывались в трудовую армию и направлялись на работу в строительство или промышленность.

Спецконтингенты составляли значительную часть рабочей силы на территории УКК. Так, на Кузнецкстрое на 1 января 1931 г. числилось 1138 спецпереселенцев22. Кроме того, на строительство КМК в 1931 г. было направлено 1 500 заключенных. Характерно, что руководство КМК обратилось именно к Западно-Сибирскому крайкому ВКП(б), а не в какую-либо более близкую к правоохранительной сфере инстанцию, с просьбой о направлении на строительство комбината еще одной партии заключенных. Эта просьба также была удовлетворена23.

133

Практически на всех промышленных стройках и объектах Сибири для восполнения недостатка людских ресурсов использовались представители спецконтингентов. При этом стройки социализма заменили для многих людей, депортируемых из европейской части России, традиционные места каторги и ссылки. Так, в ноябре 1930 г. на строительство Кемеровской ГРЭС прибыло 713 ссыльных казаков с Кубани24. В 1931 г. на КМК прибыло 4 тысячи ссыльных крестьян из Белоруссии. А в 1933 г. число ссыльных здесь достигло более 10 тысяч, в 1934 г. пополнение ссыльных несколько снизилось, составив более 7,5 тысяч25. Безотказным резервом принудительного привлечения рабочей силы стало использование тыло-ополченцев. В 1931-1933 гг. на горных работах в объединении «Кузбассу-голь» трудилось до трех тысяч тылоополченцев26.

В не менее сложную проблему, чем вербовка рабочей силы, вырастала задача по закреплению рабочих на производстве. Текучесть кадров являлась одной из главных причин не прекращавшегося спроса промышленности на рабочие руки. Например, за 1933 г. с предприятий Сталинска, в основном, конечно, с Кузнецкого металлургического комбината, уволилось 58 593 рабочих. Из них 49 092 человека уволились по собственному желанию, 9 501 человек — по требованию администрации, 2 749 человек ушли по окончании срока вербовки, 553 — в связи с началом сельскохозяйственных работ, остальные по другим различным причинам27. В основном рабочие уходили из-за отсутствия нормальных жилищных условий, трудностей снабжения.

Плохие жилищные условия и низкий уровень жизни рабочих были типичны для большинства промышленных предприятий, располагавшихся в зоне УКК. О тяжелых условиях жизни рабочих Урала очень подробно и красочно написал в своих воспоминаниях американский инженер Дж. Скотт, работавший в 1930-х гг. на Магнитогорском металлургическом комбинате28. Одна из причин тяжелого положения строителей и работников УКК (помимо уже рассмотренных) заключалась в их маргинальности: большинство приходило из деревни, не имея ни образования, ни навыков городской жизни. Иначе говоря, они не были настоящими пролетариями, готовыми бороться за приемлемый уровень оплаты труда и достойный образ жизни.

К тому же сложившаяся в 1920-х гг. в общественном сознании социально-психологическая ситуация приоритетности положения рабочего, служащего, вообще городского жителя по сравнению с крестьянами была весьма своеобразно подтверждена и усилена развернувшейся в 1930 г. насильственной коллективизацией. Оказавшись перед перспективой лише

134

ния собственного хозяйства либо в результате раскулачивания, либо в результате его обобществления, передачи колхозу, значительная часть крестьян предпочла вообще порвать с деревней и перебраться в город. Правда, это был не нормальный переезд, а паническое бегство.

Получив в городе возможность хоть каким-то образом обеспечить собственное существование, а также и своей семьи, эти «беглые» крестьяне были весьма непритязательны к условиям быта и уровню оплаты. В итоге складывалась драматическая ситуация, которую можно представить на примере положения рабочих на строительстве завода горного оборудования (ЗГО) зимой 1931/1932 г. в Новосибирске. Здесь в лютую сибирскую зиму большинство рабочих проживало в землянках, вырытых по склону реки Каменки, в дощатых бараках, шалашах и хибарках.

Секретарь новосибирского горкома ВКП(б) С. Шварц, осмотрев переполненные бараки и землянки, назвал условия проживания рабочих ужасающими. Даже его озадачило терпение рабочих: он выразил удивление: «Странно, почему рабочие не бузят»29. Но ведь в подавляющем большинстве это были уже сломленные, запуганные люди, для которых протестовать против власти означало попасть под подозрение, быть арестованными. Поэтому они предпочитали свободу в бараке, чем лишение свободы и еще более худшие условия в лагере.

В феврале 1932 г. Новосибирский горком ВКП(б) обсудил вопросы бедственного жилищного положения рабочих на строительстве завода горного оборудования. Однако все упреки в пренебрежении к жилищному строительству директор ЗГО Прудников парировал ссылками на распоряжения из Москвы, согласно которым основные средства должны быть направлены на строительство предприятия. На жилищную программу разрешалось выделять не более 25-30%30. Приоритет промышленного строительства за счет сокращения социальных программ по существу являлся утвержденной правительственной политикой.

Подводя итоги краткого рассмотрения некоторых социальных аспектов формирования УКК, можно сказать, что в крайне низком уровне жизни строителей и работников промышленных предприятий и в целом населения региона отразилась вся суть социальной политики сталинского государства. По существу, она была построена на принципе создания мощного государства за счет жертв со стороны народа. При этом данная политика сопровождалась мощной пропагандой, внушающей народу миф о возможности построения «царства божьего» на земле, т. е. социализма. Как и в любой религиозной идеологии, жертвенность во имя веры рассматривалась в то время как главная добродетель.

135

Рисуя картины светлого будущего, в частности, красивой жизни в социалистических городах, революционные романтики-мечтатели не склонны были к кропотливым и длительным расчетам. Поэтому в ходе индустриализациии даже предпринимались попытки реализации этих мечтаний, но на практике они представали в виде жалкой карикатуры на воображаемый идеал. Действительность низводила грандиозные замыслы создания дома-коммуны до тесной и неудобной коммуналки. Можно сказать, что по тем же причинам строительство светлого социалистического будущего привело в России к утверждению тоталитарного режима Сталина, созданию общества-казармы.

1 См.: А. С. Московский. Разработка Урало-Кузнецкой проблемы // Разработка проблем промышленного освоения Сибири. Новосибирск, 1992, с. 4—33; Из зарубежных публикаций непосредственно к данной теме см.: Т. Kirstein. Sowjetische Industrialisie-rung — geplanter oder spontaner Prozess? Eine Strukturanalyse des wirtschaftlichen Ent-scheidungprozesses beim Aufbau des Ural-Kuzneck-Kombinats 1918-1930. Baden-Baden, 1979.

2 Материалы к пятилетнему плану развития народного хозяйства Сибирского края. Новосибирск, 1930, с. 23-24.

3 ГАРФ, ф. 5451, оп. 14, д. 466, л. 7-18; ф. А-390, оп. 2, д. 778, л. 1-24.

4 ГАНО, ф. 47, on. 1, д. 707, л. 6; д. 1052, л. 60.

5 За уголь Востока, 1931, № 1, с. 30.

6 Справочник партийного работника. Вып. 8. М., 1934, с. 733; КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Изд. 8. М., 1970, т. 4, с. 544-558.

7 Справочник партийного работника. Вып. 8, с. 733.

8 Советская Сибирь, 1930, 1 января; 11 января; 26 февраля; Жизнь Сибири, 1930, № 1, с. 93-98; № 2-3, с. 97-99.

9 АИКМК, оп. 2, д. 22, л. 5, 52.

10 См.: История Кузнецкого металлургического комбината имени В. И. Ленина. М., 1973, с. 190-192; Советская Сибирь, 1935, 18 мая.

11 XVII съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М., 1934, с. 415.

12 АИКМК, оп. 2, д. 45, л. 205.

13 НФГАКО, ф. 3, оп. 2, д. 6, л. 6.

14 ГАРФ, ф. А-314, on. 1, д. 304, л. 17-19; ф. 5451, оп. 14, д. 542, л. 25; ГААК, ф. 312, оп. 1-а, д. 1, л. 90; ГАОО, ф. 917, on. 1, д. 22, л. 229.

15 ГАНО, ф. 917, on. 1, д. 111, л. 2.

16 И. В. Сталин. Сочинения. М., 1948, т. 11, с. 159, 188-189.

17 А. М. Панфилова. Формирование рабочего класса СССР в годы первой пятилетки. М., 1964, с. 75; Рабочий класс Сибири в период строительства социализма. (1917-1937 гг.). Новосибирск, 1982, с. 236-240.

18 ГАНО, ф. 233, on. 1, д. 595, л. 6.

19 Там же, ф. 981, on. 1, д. 73, л. 91.

20 Там же, ф. 12, оп. 3, д. 276, л. 27-29.

21 Там же, л. 224.

136

22 НФГАКО, ф. 143, on. 1, д. 15, л. 4.

23 ГАНО, ф. 3, оп. 7, д. 417, л. 10-14.

24 Н. А. Гашкова. Формирование рабочих кадров на строительстве Кемеровской ГРЭС // История рабочего класса в Кузбассе. (1917-1963). Кемерово, 1965, с. 76.

25 НФГАКО, ф. 3, оп. 5, д. 92, л. 51.

26 Там же.

27 РГАЭ, ф. 5515, оп. 17, д. 51, л. 24.

28 Дж. Скотт. За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали. М., 1991.

29 ГАНО, ф. 22, on. 1, д. 48, л. 92.

30 Там же, л. 93-94.

137

О. А. Гербер

Сибирский университет потребительской кооперации, Новосибирск

КРЕСТЬЯНЕ-«ЛИШЕНЦЫ» НЕМЕЦКИХ КОЛОНИЙ СИБИРИ

1927-1937

В качестве меры социального давления на так называемых «врагов» новой власти лишение избирательных прав было введено Конституцией РСФСР, утвержденной на V Всероссийском съезде Советов (10 июля 1918 г.). В Конституции РСФСР впервые были определены категории лиц, которые не могли избирать и быть избранными. К ним относились «лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли», «лица, живущие на не трудовой доход», «частные торговцы», «монахи и духовные служители церквей и религиозных культов», а также преступники и умалишенные1.

Лишение избирательных прав являлось репрессивной мерой, направленной прежде всего против мелких производителей. Идеологическим обоснованием подобной политики были положения о классовом расслоении крестьянства и обострении классовой борьбы в деревне. Образ кулака был превращен в массовую политическую категорию, которая конкретизировалась в образ злейшего врага социализма и Советской власти. Формирование образа врага осуществлялось с целью исключить оппозицию и упрочить власть РКП(б). В этом смысле политику идеологического воздействия на психологию людей в советском государстве необходимо признать исключительно продуманной: она приводила к тому, что боль

138

шинство среди лишенных избирательных прав («лишенцев»), попавших в категорию «врагов народа», отстаивало свою невиновность, но решения, принятые по отношению к другим, нередко считало правильными. Лишение избирательных прав осуществлялось на основе целого ряда документов, в том числе декрета ВЦИК «Об утверждении инструкции о выборах городских и сельских Советов и о созыве съездов Советов» (26 ноября 1926 г.), вторая и третья главы которого устанавливали порядок лишения избирательных прав и восстановления в них2.

В начале 1927 г. кампания лишения избирательных прав в немецких колониях Омского округа была направлена прежде всего против мен-нонитов. В Исилькульском и Москаленском районах к категории «лишенцев» было отнесено около 60% меннонитов3. Высокий процент «лишенцев» объясняется тем, что в местных органах власти меннониты ассоциировались с «религиозными фанатиками», представлялись единым национально-религиозным фронтом, который, с точки зрения партийных и советских руководителей, следовало разбить. В 1926 г. Омское отделение Всероссийского меннонитского сельскохозяйственного общества, членами которого являлись 3 533 человека из 6 тысяч меннонитов округа, оценивалось как антисоветское образование, дезорганизовавшее хлебный рынок в округе и явившееся инициатором эмиграции4.

В 1928 г. по сельским советам Немецкого района Славгородского округа процент лишенных избирательных прав колебался от 1,3 до 17%. В качестве лиц, отнесенных к категориям «лишенцев», и причин лишения избирательных прав немцев назывались следующие: «использовали наемный труд — 14,8%, жили на нетрудовые доходы — 8,6%, частные торговцы и посредники — 5,6%, служители религиозных культов — 56,2%, осужденные судом — 8%, умалишенные — 8%»5.

Лишение избирательных прав являлось средством административного воздействия на население немецких колоний Сибири. Образ немцев-«лишенцев», искусственно созданный органами местной власти, один к одному совпадал с образом, признаки которого были определены в Основном законе РСФСР.

Лишение избирательных прав стало составной частью репрессивных акций, осуществляемых в процессе коллективизации и «раскулачивания». Неслучайно лишение избирательных прав крестьянства приобретает массовый характер только к 1929 г. С этого времени ограничение в правах было распространено на значительную часть сельскохозяйственного населения. Только по Немецкому району Славгородского округа в период избирательной кампании в местные советы 1928-1929 гг. 473 чел. (6,05%)

139

решением местных органов власти признаны «лишенцами»; в 1927 г. процент лишенных прав голосования был значительно ниже и составлял 2,8%6. В Ново-Омском районе Омского округа на 1 сентября 1930 г. из 13 264 немцев 1 424 чел. (12,01%) имели статус «лишенцев»7. В отдельных немецких национальных сельсоветах Барабинского, Омского и Славгородского округов количество крестьянских хозяйств «лишенцев» достигало 12-14%8.

Ограничение немецких крестьян в правах сопровождалось изъятием имущества, невозможностью трудоустройства «лишенцев», изменением места жительства, разрывом родственных связей, вытеснением из кооперации, которого потребовал ЦК ВКП(б) в постановлении «Об организационном построении сельскохозяйственной кооперации» (27 июня 1929 г.): «Считать необходимым лишение права голоса во всех видах кооперации кулаков и нетрудовых элементов, лишенных избирательных прав в Советы»9.

В динамике процесса лишения избирательных прав немецких крестьян выделяются два периода. Первый период массового лишения избирательных прав крестьян, причисленных к кулакам, связан с проведением коллективизации в 1929-1931 гг. Второй — с подготовкой списков в ходе избирательных кампаний 1933-1934 гг. и этнической чисткой конца 1934 — начала 1935 г. По обстоятельствам лишения избирательных прав выделяются две крупные категории крестьян: «раскулаченные» и лишенные избирательных прав в связи с неуплатой налога. Практически все крестьяне-«лишенцы» характеризовались властью как кулаки, что не соответствовало действительному положению. Так, по состоянию на 1 июля 1930 г. в Немецком районе Славгородского округа из 2 776 крестьянских семей к 111 был отнесен тот или иной признак кулацкого хозяйства, в результате 705 крестьян лишено избирательных прав. Высоким был процент «лишенцев» в Ново-Омском районе (12,3%)10.

Широкий и неточный перечень признаков давал возможность относить к числу «кулацких» и хозяйства бедняков и середняков. В результате в сферу действия инструкций об ограничении в правах вовлекались самые широкие слои крестьянства.

В докладе члена ВЦИК В. А. Курца «О положении немецкого крестьянства в Сибири» (6 июля 1930 г.) отмечалось: «.. .лишение права голоса превращалось в руках местных органов власти в орудие административного воздействия на „непокорных и непослушных". При применении лишения права голоса у местных органов власти почти совершенно стиралась грань между середняками и кулаками. Как последствие имеется массовое незаконное лишение избирательных прав середняков и даже бед

140

ноты, причем значительное количество последних лишено права голоса на религиозной почве»11.

Все 11 немецких семей-«лишенцев» (12,3%), проживавших в 1930 году на территории Цветнопольского сельсовета, и 8 крестьянских семей-«лишенцев» (13,3%) Граничного сельсовета Купинского района Барабин-ского округа были середняцкими и бедняцкими12. Об этом свидетельствуют данные об имущественном положении крестьян-«лишенцев»13:

Число

Число нетру-

Сельскохо-

членов

доспособных

Доход

зяйственный

Главы семей

Сельсовет

семей

членов семьи

(руб.)

налог (руб.)

Рей Ф.

Цветнопольский

11

9

423,00

16,47

Броут И.

Цветнопольский

3

2

385,54

41,25

Рейзвиг

Цветнопольский

9

7

823,50

42,57

Гельфенштейн

Цветнопольский

8

6

278,80

7,75

Гарке

Граничный

10

8

368,50

13,35

Фурман

Граничный

7

6

302,00

14,55

В докладной записке в Западно-Сибирский крайисполком (3 июля 1930 г.), составленной по данным обследования положения немцев в Славгородском округе, указывалось, что избирательных прав «лишались середняки и бедняки главным образом за эксплуатацию чужого труда... у меннонитов существует традиция — даже бедняк имеет няньку или домашнюю работницу, за что в других местностях СССР не лишали права голоса, например на Украине»14.

Кроме того, в немецкой деревне середняки и даже бедняки лишались избирательных прав как «представители религиозного культа». Советские органы пренебрегали особенностями немецкого сектантства, не имевшего профессиональных священнослужителей. Игнорировалась и лукавая по своей сути резолюция Бюро Сибкрайкома ВКП(б) «О работе в немецких колониях» (6 ноября 1929 г.), которая требовала «окончательно изжить наблюдающиеся случаи лишения прав голоса кулаков не как эксплуататоров, а как представителей религиозного культа»15. По данным Астраханского сельсовета Любинского района, в ходе избирательной кампании 1929 г. из 15 хозяйств-«лишенцев» (34 человека) 12 были лишены избирательных прав как принадлежащие «служителям религиозного культа». В Немецком районе из 163 человек 56,2% «лишены прав как проповедники»16.

Использование этого признака доводилось до абсурда. Крестьянин-середняк Филипп Рей, лишенный избирательных прав как якобы «руково

141

дитель религиозного культа», в действительности работал сторожем в молитвенном доме баптистов в пос. Цветнополье Купинского района17. Давид Арунд, крестьянин-бедняк, стал «лишенцем» по заявлению председателя Граничного сельсовета Купинского района, потому что являлся «приемным сыном Липинского, который лишен избирательных прав как руководитель культа»18.

Механизм лишения избирательных прав отличался чрезвычайной гибкостью: если хозяйство ни по одному из признаков, предусмотренных постановлением СНК СССР от 21 марта 1929 г., нельзя было отнести к «кулацкому», то использовались иные пути, в частности, налогообложение19. Хозяйство, намеченное в «жертву», облагалось невыполнимым налогом, в результате крестьяне теряли свое имущество, которое, как правило, распродавалось, и лишались избирательных прав. Для установления хозяйствам твердых заданий использовались различные поводы: от традиционно-хозяйственных до политико-религиозных (например, враждебное отношение к Советской власти), в том числе установление родства с «раскулаченными», что давало возможность распространять этот вид репрессий на все слои населения, невзирая на степень зажиточности хозяйства. Нередко индивидуальному налоговому обложению подвергались хозяйства, восстановленные после раскулачивания.

В 45,7% исследованных личных дел крестьян-«лишенцев» немецкой национальности, хранящихся в фонде Сибкрайисполкома Государственного архива Новосибирской области, указано на повышение сельскохозяйственного налога, индивидуальное налогообложение20. В 1930 г. в Гля-денском сельсовете Благовещенского района индивидуальным налогом были обложены все «лишенцы» без учета наличия кулацких признаков хозяйства. В Немецком районе из 254 хозяйств «лишенцев» 152 (59,8%) хозяйствам был назначен индивидуальный налог21.

В информации Сибкрайисполкома во ВЦИК (12 июля 1930 г.) признавались допущенные в крае нарушения жестких советских законов 1926-1929 гг.: «рядом обследований Сибкрайисполкому удалось установить довольно большое количество искривлений партлинии и нарушений законности как в период проведения перевыборов сельских Советов, так и учета объектов обложения сельскохозяйственным налогом.. .»22. В Немецком районе было отменено индивидуальное налогообложение для 25% крестьян, подвергнутых налогообложению23.

Анализ личных дел «лишенцев» приводит к выводу о том, что, как правило, избирательных прав кроме главы семьи лишались все ее совершеннолетние члены — те, кто находился на иждивении, и дети, живущие

142

самостоятельно. При этом зачастую не учитывались ни наличие собственного крестьянского хозяйства, ни работа в колхозе, ни стремление отдельных людей принимать участие в мероприятиях Советской власти. Показательными в этом отношении являются дела «лишенцев» Шмидта Ивана Андреевича, бывшего «красноармейца и красного партизана», лишенного избирательных прав в 1927 г. и проживавшего в Карасукском районе Сибирского края, и Фризена Якова Гергардовича, ставшего «лишенцем» в 1929 г. Из 9 членов семьи Шмидта И. А. «лишенцами» признаны 6 человек (совершеннолетние члены семьи), из 9 членов семьи Фризена Я. Г., имевшего крестьянское хозяйство в пос. Марковка Немецкого района, 7 человек автоматически были лишены избирательных прав. Из трех сыновей Фризена Я. Г. два жили самостоятельно и имели отдельные крестьянские хозяйства, тем не менее они вместе с отцом были лишены избирательных прав24.

Во второй период массового лишения избирательных прав, как и в первый, продолжалась практика учета родственных отношений. Так, президиум Азовского РИК Омской области 10 июня 1936 г. рассмотрел материал редакции газеты «Омская правда» о неправильном лишении избирательных прав гражданина Миллера Карла Рудольфовича и постановил:

1. Материал, поданный в редакцию «Омской правды» о неправильном лишении избирательных прав гражданина Миллера Карла Рудольфовича, считать необоснованным.

2. Подтвердить правильность решения Президиума РИК от 12 октября 1934 года о лишении избирательных прав гражданина Миллера Карла Рудольфовича25. В качестве аргумента приводилось утверждение о том, что Миллер К. Р. лишен избирательных прав «за эксплуатацию батраков в 1924-1930 годы его отцом Миллером Рудольфом Ивановичем...»26.

О характере существующей власти, методах ее борьбы против формальных и потенциальных противников можно судить и по тому, что она не останавливалась и перед разрушением семей. В делах «лишенцев» содержатся сведения о том, что крестьяне были вынуждены расторгать брак, для того чтобы жены могли быть восстановлены в избирательных правах, однако и это не всегда приводило к позитивным результатам.

В начале 30-х гг. среди совершеннолетних детей крестьян-«лишен-цев» имело место такое явление, как официальный отказ от своих родителей, лишенных избирательных прав, подвергнутых аресту и сосланных на спецпоселения. Отказ поощрялся и пропагандировался властями. С этой целью заявления детей-«отказников» публиковали в периодических изданиях. По заявлениям детей-«отказников» с просьбой о восстановлении их

143

в избирательных правах местные органы власти практически однозначно принимали положительные решения. Из этих соображений не назовем фамилии детей «кулаков», отказавшихся от родителей. Одни предавали своих родителей якобы «по идейным соображениям», в действительности руководствуясь стремлением сохранить свое благополучие, другие делали это по принуждению родителей, надеявшихся любой ценой спасти своих детей от суровых испытаний. Среди изученных личных дел немцев-«лишенцев» 19% составили дела высланных в северные районы «кулаков».

Проблема законодательного оформления правовой дискриминации спецпереселенцев, в том числе и в форме лишения избирательных прав, остро встала уже во время первой волны раскулачивания в 1930 г. Однако в тот период официальных актов на этот счет принято не было, за исключением решения о восстановлении в правах незаконно лишенных прав и высланных крестьян.

Во второй период массового лишения избирательных прав (1933 — начало 1935 г.) в категорию «лишенцев» попадали прежде всего те, кому приписывались признаки «кулацкого» хозяйства задолго до коллективизации и утратившие их в результате конфискации, «раскулачивания» и других мероприятий. По данным секретаря Немецкого РК ВКП(б) Ю. Я. Бергера, в Немецком районе Западно-Сибирского края в период отчетно-выборной кампании 1934 года «сельизбиркомами и сельсоветами вновь выявлено 200 кулацких хозяйств.. .»27.

В октябре — ноябре 1934 г. президиум Немецкого РИК провел несколько заседаний с повесткой: «О лишении избирательных прав вновь выявленных кулаков». Менялись только названия немецких поселков. В пос. Александровка было лишено избирательных прав две семьи, в Под-соснове — 7, Ровнополе — 4 семьи28. На 1 декабря 1934 г. в Немецком районе было 465 (6,9%) лишенцев29.

Лишение немецких крестьян избирательных прав сопровождалось нарушением инструкций ВЦИК. В период коллективизации почти 12% взрослого населения немецких деревень были лишены избирательных прав.

«Лишенцы» становились объектом пристального внимания советских и правоохранительных органов. Для многих восстановление в правах было единственным шансом вернуться к нормальной жизни. Личные дела «лишенцев» свидетельствуют о том, что большинство из них неоднократно подавало заявления в советы всех уровней с просьбой восстановить их в избирательных правах. Большое количество заявлений крестьяне направляли во ВЦИК.

144

Реакцией на состояние дел в регионах стало постановление Президиума ВЦИК «О мерах к устранению нарушений избирательного законодательства и об упорядочении дел, касающихся избирательных прав граждан» (10 апреля 1930 г.) и циркулярное письмо ВЦИК (12 апреля 1930 г.) с грифом «совершенно секретно», которое обязывало крайисполком «принять срочные меры к исправлению допущенных перегибов и извращений директив в области колхозного строительства, лишения избирательных прав, раскулачивания, закрытия молитвенных домов и т. д., привлекая к строжайшей ответственности злостных нарушителей этих директив»30. Однако не удалось выявить ни одного архивного документа, содержащего информацию о наказании за нарушения избирательного законодательства.

Местные органы власти были вынуждены организовать кампанию по пересмотру списков лишенных избирательных прав. В августе 1930 г. член ВЦИК А. В. Курц предложил «создать при Омском и Славгородском окрисполкомах специальные комиссии для рассмотрения жалоб на неправильное лишение избирательных прав немецкого крестьянства, с широким оповещением», «Сибкрайисполкому в месячный срок представить доклад о выполнении постановления Президиума ВЦИК от 10 апреля 1930 г. „О мерах к устранению нарушений избирательного законодательства и об упорядочении производства дел, касающихся избирательных прав граждан" в Омском и Славгородском округах»31.

В районах Омского округа специальные комиссии восстановили в правах от 30 до 50% немецких крестьянских хозяйств, ранее отнесенных к «лишенцам». Например, в селе Сосновка Ново-Омского района из 28 хозяйств «лишенцев» восстановлено 1532. Наибольшее число нарушений было выявлено в Исилькульском, Любинском и Ново-Омском районах округа.

К октябрю 1930 г. в Немецком районе Славгородского округа из 254 хозяйств лишенцев было восстановлено в правах 113 (44,5%)33. Аналогичная ситуация была характерна и для других районов округа. В докладной записке Сибкрайисполкома во ВЦИК (13 октября 1930 г.) отмечалось, что заявления крестьян о неправильных действиях местных органов власти рассматриваются краевой комиссией по пересмотру дел лишенных избирательных прав34.

Часть крестьян-«лишенцев», не доверяя краевой и районным комиссиям, направляла ходатайства о восстановлении в избирательных правах непосредственно во ВЦИК. Однако, следуя бюрократическим традициям, ВЦИК возвращал заявления «лишенцев» в органы местной власти. Так, в письме Секретариата Президиума ВЦИК (10 декабря 1930 г.)

145

Немецкому РИК ЗСКИКа сообщалось о пересылке заявлений «лишенцев» и рекомендовалось рассмотреть ходатайства «в точном соответствии со статьями 28-31 Инструкции о выборах Советов и исполкомов Советов в РСФСР от 4 ноября 1926 года и с циркуляром Президиума ВЦИК № АП/849 от 13 марта 1929 года»35.

В распоряжении краевой и районных комиссий находились личные дела «лишенцев», характерной чертой которых являлось включение в них документов с разным авторством, материалов как личного происхождения, так и исходящих от официальных и частных лиц. В личных делах «лишенцев» различные источники содержат отличное друг от друга толкование тех или иных фактов, одних и тех же событий. Наибольшие противоречия присутствуют в сведениях, которые «лишенцу» имело смысл скрывать или искажать,— о собственности и нетрудовых доходах. С другой стороны, именно на эти сведения особое внимание обращали избирательные комиссии и члены специальных комиссий по пересмотру дел лишенцев, которые активно собирали материал. Информация из документов комиссий (выписки из протоколов, акты обследований, переписка, резолюции) присутствовала практически в каждом случае несоответствия сведений. Характер несоответствий между сведениями документов серьезно влиял на дальнейшую судьбу «лишенца». Несоответствия были между личными документами и сопроводительными, между различными видами сопроводительных документов. В личных делах «лишенцев» нередко сопроводительные документы подтверждали только часть личных сведений. Чем более ярко выражены несоответствия в документах, тем чаще человек проходил процедуру лишения избирательных прав, чем мягче были противоречия, тем больше шансов восстановиться в правах и меньше неясности в дальнейшей судьбе «лишенца». Итак, жесткие противоречия в документах личных дел лишенцев, созданные при активном участии комиссий, снижали возможности «лишенцев» на восстановление в избирательных правах. В 1930 г. не было никаких шансов на восстановление в правах у спецпереселенцев.

Комиссия А. Андреева, на которую возлагалось «наблюдение и руководство работой по выселению и расселению кулаков», 15 мая 1931 г. приняла особое решение о возможности восстановления в правах спецпереселенцев по истечении пятилетнего срока высылки при условии их полного законопослушания и хорошей работы. На заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 30 июня 1931 г. было принято решение «О восстановлении кулаков в гражданских правах», которое было опубликовано от имени ЦИК СССР 3 июля 1931 г.36 В дополнение к документу от 3 июля 1931 г. ЦИК

146

СССР издал в феврале 1932 г. постановление о досрочном (до истечения установленного пятилетнего срока с момента выселения) восстановлении в гражданских правах выселенных «кулаков». Эта мера могла применяться исключительно в отношении лиц, проявивших себя высокопроизводительным трудом и лояльным отношением к Советской власти, и проводилась по представлениям органов ОГПУ, согласованным с соответствующими хозяйственными организациями37.

Однако, как свидетельствуют архивные документы, к немецким крестьянам-спецпереселенцам данная мера применялась лишь как исключение. Попытки немцев-спецпереселенцев решить проблему восстановления избирательных прав через индивидуальное обращение с заявлениями в специальные комиссии заканчивались отказом либо пересылкой документов в органы НКВД38.

Первыми восстановлению в правах подлежали дети выселенных «кулаков», достигшие совершеннолетия. В постановлении Президиума ЦИК Союза ССР от 17 марта 1933 г. «О порядке восстановления в избирательных правах детей кулаков» указывалось: «Дети высланных кулаков, как находящиеся в местах ссылки, так и вне ее, и достигшие совершеннолетия, восстанавливаются в правах районными исполкомами по месту их жительства при условии, если они занимаются общественно-полезным трудом и добросовестно работают»39.

Инструкции Западно-Сибирского крайисполкома (31 мая 1934 г., 31 июля 1934 г.) разъясняли областным, районным и городским советам порядок восстановления в избирательных правах и возвращения с мест расселения бывших кулаков, восстановленных в избирательных правах40.

Процедура восстановления в правах взрослых спецпереселенцев носила усложненный характер. При составлении списков спецпереселенцев, которые направлялись на рассмотрение в советские органы на предмет возможности восстановления в избирательных правах, велико было влияние субъективного фактора, ибо окончательное решение зависело от администрации комендатур СибЛАГа. Президиум Омского облисполкома (28 октября 1936 г.) рассмотрел список трудпоселенцев (спецпоселенцев), представленный администрацией Тарской комендатуры СибЛАГа ОГПУ, и принял постановление «О восстановлении в избирательных правах тру-допоселенцев, являющихся ударниками на производстве и активно участвующих в общественной работе». Из 316 трудпереселенцев, включенных в список, был лишь один немец, Шварц Николай Яковлевич41. Восстановление в гражданских правах главы семьи распространялось на всех ее членов.

147

25 января 1935 г. все бывшие «кулаки» должны были быть восстановлены в избирательных правах наравне с другими гражданами СССР42. Однако личные дела «лишенцев»-немцев показывают, что ив 1936 г. их восстановление в избирательных правах проводилось строго в индивидуальном порядке и постановления Президиума ЗСКИКа и Омского облисполкома, отклоняющие ходатайства лишенных избирательных прав, не были редкостью43.

«Лишенцы». Слово-ярлык, слово-клеймо, которое прошлось по судьбам бывших «врагов народа». Но и восстановление в избирательных правах не являлось синонимом полноправности. Крестьяне оставались в местах выселения. В соответствии со статьей 135 Конституции СССР, принятой 5 декабря 1936 г., трудпоселенцы были объявлены полноправными гражданами44. Однако «полноправие» трудпоселенцев было декларативным.

1 Э. Карр. История Советской России. Большевистская революция. 1917-1923. М., 1990, кн. I, с. 129-143.

2 Т. И. Славко. Идеологическое обеспечение процесса лишения избирательных прав в 20-30-е гг. // История репрессий на Урале в годы Советской власти. Екатеринбург, 1994, с. 90-91.

3 ГАОО, ф. 28, on. 1, д. 373, л. 31-33.

4 ГАНО, ф. П-2, оп. 2, д. 999, л. 61.

5 В. И. Бруль. Немцы в Западной Сибири. Топчиха, 1995, вып. I, с. 84.

6 ГААК, ф. 38-П, оп. 7, д. 37, л. 30; д. 41, л. 7.

7 ГАНО, ф. 47, on. 1, д. 1482, л. 163.

8 Там же, д. 927, л. 133 об.; д. 1482, л. 163.

9 Крестьянство Сибири в период строительства социализма (1917-1937 гг.). Новосибирск, 1983, с. 225.

10 ГАНО, ф. 47, on. 1, д. 1164, л. 346, 347; д. 1482, л. 163.

11 ГАОО, ф. 28, on. 1, д. 384, л. 42.

12 ГАНО, ф. 47, on. 1, д. 927, л. 133, 133 об.

13 Там же.

14 Там же, д. 1164, л. 347.

15 ЦДНИОО, ф. 7, оп. 5, д. 135, л. 6, 7.

16 ГАНО, ф. 47, on. 1, д. 1164, л. 113, 337.

17 Там же, л. 133.

18 Там же, л. 133 об.

19 Коллективизация сельского хозяйства. Важнейшие постановления Коммунистической партии и Советского правительства. 1927-1935. М., 1957, с. 163.

20 Подсчет сделан автором на основе архивных данных: ГАНО, ф. 47, оп. 3, д. 221, 226, 664, 961, 962, 1103, 1104, 1105, 1106, 1111, 1112, 1113, 1114, 1298, 1398, 1430, 1436, 1612, 2018, 2020, 2081.

21 ГААК, ф. 38, оп. 7, д. 41, л. 196 об.; ГАНО, ф. 47, on. 1, д. 1408, л. 214 об.

148

22 Л. В. Малиновский. Немцы в России и на Алтае. Барнаул, 1995, с. 127.

23 ГАНО, ф. 47, on. 1, д. 1408, л. 214 об.

24 Там же, ф. 47, оп. 3, д. 664, л. 6, 30; д. 1114, л. 33, 35, 48.

25 ГАОО, ф. 437, оп. 22, д. 21, л. 6.

26 Там же.

27 ГАНО, ф. П-3, оп. 7, д. 178, л. 3.

28 Там же, ф. 47, on. 1, д. 1989, л. 117-119 об., 120-121.

29 Там же, ф. П-3, оп. 7, д. 178, л. 6.

30 ГАОО, ф. 28, on. 1, д. 384, л. 48; ГАНО, ф. 47, on. 1, д. 1164, л. 288-290.

31 ГАОО, ф. 28, on. 1, д. 384, л. 42, 48.

32 ГАНО, ф. 47, on. 1, д. 1164, л. 238.

33 Там же, л. 211 об.

34 Там же.

35 Там же, ф. 47, оп. 3, д. 1114, л. 12.

36 Спецпереселенцы в Западной Сибири. Весна 1931 — начало 1933 г. Новосибирск, 1993, с. 15, 16, 310.

37 Там же, с. 310.

38 ГАНО, ф. 47, on. 1, д. 1989, л. 64, 82, 83.

39 Сборник законов Союза ССР, 1933, № 21, ст. 117.

40 ГАНО, ф. 47, оп. 5, д. 170, л. 20, 21, 27.

41 ГАОО, ф. 437, оп. 22, д. 64, л. 1, 8, 12 об.

42 В. Н. Земсков. Судьба «кулацкой ссылки». 1930-1954 гт. // Отечественная история, 1994, № 1, с. 128.

43 ГАОО, ф. 437, оп. 22, д. 6, л. 101, 123, 133, 137; ГАНО, ф. 47, оп. 1104, л. 25; д. 1114, л. 49; д. 1298, л. 41; д. 1398, л. 22.

44 Конституция (Основной Закон) Союза Советских Социалистических Республик. М., 1971, с. 29, 30.

149